Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева
Шрифт:
И все же, справедливости ради следует заметить, что идея свести вместе национальную французскую героиню и столь сомнительное, со всех точек зрения, животное, как осел, принадлежала вовсе не Вольтеру. Образ Жанны-распутницы не был его собственным изобретением. Тема осла применительно к событиям Столетней войны пользовалась популярностью уже в XVI в. — в английских источниках, как сугубо исторических, так и литературных.
* * *
Собственно, о распущенности Жанны д’Арк и ее аморальном поведении в армии английские авторы начали писать еще при жизни героини, в 20–30 гг. XV в. Обет девственности, данный девушкой, казался им настолько странным и пугающим, что их основные усилия были направлены на развенчание образа «святой» девы и на создание собственного мифа о королевской «ведьме и проститутке» — мифа об утрате девственности, что, с точки зрения англичан,
Впервые, насколько можно судить, она возникла у Эдварда Холла (1498–1547), юриста по образованию, занимавшего на протяжении своей жизни самые различные должности в городском суде Лондона [59]. Около 1532 г. он закончил свою хронику, озаглавленную «The Union of the Noble and Illustre Famelies of Lancastre and York» [60], и опубликовал ее в 1542 г. Весьма подробно излагая в ней историю Жанны д’Арк, Холл особое внимание уделял неудавшемуся штурму французскими войсками Парижа, так и не сдавшегося на милость Карла VII. Жанна, принимавшая самое активное участие в операции, по словам автора, была в какой-то момент ранена (что соответствовало действительности) и упала вниз с крепостной стены, в ров. Однако, оказалась она не под ногами своих же сторонников и не под копытами их боевых коней — вся перепачканная грязью и отбросами, она лежала под задом осла до тех пор, пока слуга герцога Алансонского, Гишар де Тьенброн, не вынес ее с поля боя [61].
Хроника Холла пользовалась в Англии большой популярностью. Она дважды переиздавалась уже после смерти автора — в 1548 и 1550 гг. — лондонским печатником Ричардом Графтоном (ум. 1572 г.), который под конец жизни также решил заняться историей и опубликовал два собственных произведения: «Abridgement of the Chronicles of England» (1463) и «Chronicle or History of England» (1468) [62]. Последняя являла собой обширную компиляцию из трудов предшественников Графтона и, в частности, Холла, у которого оказался позаимствован и выдуманный эпизод с ослом: Жанна, сброшенная с городских стен, вновь оказывалась под его задом [63].
Под влиянием Холла тема осла проникла — правда, в несколько измененном виде — даже в «Генриха VI» Шекспира, первая часть которого была создана в 1592 г. Хотя сама Жанна и была лишена здесь своего «привычного» спутника, ее сторонники, французские солдаты и офицеры, получили обидное прозвище «погонщиков мулов» [64], что лишний раз — но в полном соответствии с английской традицией — указывало на их мужскую несостоятельность [65].
Таким образом тема осла и связанные с нею ясные сексуальные коннотации применительно к эпопее Жанны д’Арк еще в XVI в. прижились в английской исторической литературе. Однако, сказать, читал ли хронику Холла, оказавшего столь большое влияние на своих соотечественников, Вольтер, значительно сложнее. Скорее, идею соединить образ Жанны с образом осла он мог почерпнуть из другого, причем хорошо знакомого ему источника — «Хроники» Энгеррана Монстреле (1390–1453), приверженца герцога Бургундского и, в силу этого, противника Карла VII и его сторонников [66].
Хроника Монстреле охватывала всю эпопею Жанны д’Арк и была для своего времени одним из самых авторитетных сочинений [67]. Неслучайно многие английские авторы пользовались ею в качестве источника. В их число, без сомнения, входил и Эдвард Холл, поскольку его пассаж об осле в крепостном рву дословно повторял текст его бургундского коллеги: «Во время этого штурма были повержены многие французы… Среди них и Дева, серьезно раненная и проведшая во рву, под задом осла, весь день до вечера, когда Гишар де Шьемброн и другие [солдаты] пришли за ней» [68].
Образ самой Жанны, как представляется, также сформировался в английских источниках XVI в. не без влияния Монстреле. В его хронике все выдающиеся, с точки зрения ее сторонников, особенности французской героини были подвергнуты сомнению. Так, Монстреле вовсе не был уверен в том, что Жанна чудесным образом послана самим Господом для спасения страны. «Она сама заявляла, что избрана Богом», — писал он [69], ставя таким образом под вопрос истинность данного факта. Точно так же бургундский хронист отказывался верить в крестьянское прошлое Жанны, настаивая на том, что «большую часть своей жизни она была служанкой в таверне» в родном Домреми [70]. Именно там, как считал Монстреле, девушка и могла освоить «верховую езду, воинское искусство и другие приемы, на которые не способны молодые особы» [71]. Эта выдумка на самом деле имела под собой вполне логичное основание, ведь средневековая таверна обычно представляла собой постоялый двор, где останавливались солдаты, с которыми,
Однако указание на место службы имело еще одно дополнительное значение, автоматически ставившее под сомнение девственность героини, ибо любая таверна воспринималась людьми средневековья прежде всего как публичный дом, где постоянно проживали проститутки, а хозяйка исполняла одновременно роль сводни [72]. Именно на этих представлениях базировались обвинения в проституции, выдвинутые против Жанны д’Арк на процессе 1431 г. [73] На том же основании Монстреле, не читавший материалов процесса, не только отказывался верить в декларируемую ею девственность, но и недвусмысленно намекал на ту роль, которую играла Жанна в войсках [74]. Что же касается осла, под ноги которого она падала, по версии Монстреле, со стен Парижа, то и он должен был добавить совершенно определенные штрихи к уже намеченному автором портрету.
Дело в том, что античная традиция восприятия осла как фаллического животного была заимствована на средневековом Западе в несколько измененном виде. В частности, прогулка на осле уже не применялась здесь в качестве наказания к женщинам, совершившим адюльтер (отныне на осла предпочитали усаживать обманутых мужей прелюбодеек) [75]. Однако связь этого животного с недостойным поведением женщин сохранялась. Особенно ярко проявлялась она, конечно, в ситуации карнавала, во время которого во многих европейских городах разыгрывалась библейская сцена бегства в Египет [76]. При этом роль непорочной Девы Марии часто могла исполнять одна из местных проституток, которую роскошно одевали, усаживали на осла, проводили по улицам города и в честь которой служили торжественную литургию, блея по-ослиному [77]. То, что поездка на осле могла иметь самые негативные последствия для репутации той или иной девицы, обыгрывалось и в художественной литературе средневековья. Так, в комическом трактате «Евангелия от прях», изданном в самом конце XV в. в Брюгге, анонимный автор доверительно сообщал своим читателям, что «мудрому мужчине» совсем не подобает ездить верхом на осле, несмотря на то, что так передвигались и сам Иисус Христос, и Мария, «которой от этого ничего не было» [78]. Что же касается карнавала, не стоит также забывать и образ шута, чей серый костюм и обязательная шапочка с длинными ушами указывали на его ослиную природу. Шуту на карнавале позволялись самые разные вольности, он мог свободно приставать на улицах к женщинам и девушкам, брать их за руки, обнимать за талию и даже хватать за грудь, что в обычной жизни было совершенно недопустимо, поскольку являлось знаком сексуального насилия [79].
Таким образом, сведя Жанну д’Арк с ослом, Монстреле совершенно недвусмысленно давал понять своим читателям, что перед ними — обманщица, давно потерявшая невинность в публичном доме, а с момента своего появления в войсках Карла VII превратившаяся в обычную армейскую проститутку. Выдумка бургундского хрониста положила начало целой историографической традиции, причем не только английской. Даже французские авторы вплоть до начала XVIII в. использовали миф о проститутке-служанке из таверны, дабы развенчать образ девственной спасительницы королевства. В 1570 г. Жирар дю Эйан (Haillan) в своем сочинении «De l’estat et mercy des affaires de France» настаивал на том, что в любовниках Жанны ходили буквально все прославленные французские полководцы: бастард Орлеанский, Робер де Бодрикур, Потон де Сантрай [80]. В 1715 г. историю о «прислуге на постоялом дворе» воспроизвел в «Abr?g? de l’histoire de France» Боссюэ [81]. Тех же взглядов на эпопею Жанны д’Арк придерживался и Поль Рапен-Тойра, французский протестант, укрывшийся в Англии, автор многотомной «Histoire d’Angleterre» (1724–1736), прямо заявлявший, что более других источников он доверяет «Хронике» Монстреле [82].
Что же касается собственно английских сочинений, то здесь выдумки Монстреле оказались дополнены новыми вымыслами. Так, Эдвард Холл (а вслед за ним и Ричард Графтон), слово в слово повторяя пассаж о служанке с постоялого двора, научившейся там ездить верхом и владеть оружием [83], заявлял, что Жанна была настоящей уродкой и ни один мужчина не желал близости с ней [84]. Хотя оба автора и упоминали о якобы данном девушкой обете девственности, ее слова они называли «выдумками» и «фантазиями», которым доверять вовсе не следовало [85]. Графтон подробно останавливался также на пребывании Жанны в армии, замечая, что в прежние времена ни одна римская матрона не позволяла себе разговаривать с мужчинами в публичных местах [86], тогда как «эта денно и нощно общается с солдатами и военными, что совершенно недостойно, аморально и бесчестно» [87]. Уважающие себя женщины так себя вести не должны, а потому, заключал Графтон, Жанна — непорядочная особа и не может быть названа святой [88]. Еще более ясно свое отношение к французской героине формулировал Шекспир. Его Жанна д’Арк, вне всякого сомнения, оказывалась настоящей армейской проституткой [89], не помнящей даже, от кого именно она ждет ребенка: от Карла VII, герцога Алансонского или Рене, короля Неаполя [90].