Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1

Алиева Марина Владимировна

– Но использовать это можно.

Виоланта откинулась в кресле и, сцепив пальцы, о чем-то задумалась, а епископ, отметив про себя азарт, промелькнувший во взгляде принцессы, подумал, что её дядюшка, пожалуй, прав – эта девица за прялкой сидеть не станет. И вряд ли ей так уж нужны те мелкие характеристики, которые он даёт на каждого, упомянутого в списке. Похоже, будущей герцогине требуется чётко разделить поле деятельности на черные и белые квадраты, а уж фигуры она и сама потом расставит…

– Дитя моё, – зажурчал сладким голосом епископ, сворачивая листок и расплываясь отеческой улыбкой, – чтобы наша исповедь действительно не затянулась, давайте не будем разбирать всех поимённо. Положение при французском

дворе таково, что всем волей-неволей приходится выбирать между Орлеанским и Бургундским домами. Личности, стоящие особняком, как ваш будущий супруг, например, крайне редки. Скорее нас должны интересовать союзы и кланы. Сейчас в силе Орлеанский дом и любой француз посоветовал бы вам делать ставку на них. Но я – итальянец. Я смотрю со стороны, откуда перспективы заметнее. Луи Орлеанский слишком любит себя. Это и в узком обществе неприятно, а в масштабах целого государства может обернуться полной катастрофой. Он молод и, простите за прямоту, глуп. Увы, потакание собственным страстям наказуемо даже в ребёнке, а уж для брата короля совсем недопустимо! Помяните моё слово – сейчас он в силе только потому, что главный его противник – герцог Филипп – стар и болен. Но, как только герцогом Бургундским станет молодой мессир Жан, многие, очень многие повернутся в его сторону. И тогда приверженцам Орлеанского дома придётся туго. Мессир Жан засиделся на цепи. Власть, которую его отец делил с герцогом Бретонским и Луи Орлеанским, понадобится ему вся, целиком, и ради этого он ни перед чем не остановится…

Виоланта слушала молча и трудно было по её лицу определить направление мыслей, однако епископ особенно и не старался. Он разделил доску на белое и чёрное, а дальше решать принцессе. Хотя на пару полезных фигур можно было бы и указать.

– Единственный, кого я выделю, как вероятного противника для мессира Жана, это граф Арманьякский. Его вы сегодня уже видели. Умный человек и прямой, не пример своему сеньору, хотя тоже ни перед чем не остановится. И будет тем злее, чем меньше прав будет иметь. Управлять им вряд ли возможно, но граф обладает редким свойством, которое даст ему несомненное преимущество – он умеет подбирать себе людей. Недавно приблизил двух молодцов из семейства дю Шастель – Гийома и Танги… Кстати, присмотритесь к ним, когда представится возможность. Служат честно и с полным пониманием. По нынешним временам вещь полезная, а братья дю Шастель в этом смысле особенно хороши. Я немного знаком с их семейством и готов поручиться. Их бы во времена короля Артура… Хотя, кто знает… Эти люди в любые времена положение завоёвывают не на охоте…

Филаргос ожидал какой-нибудь отповеди на своё последнее замечание, но Виоланта лишь вскинула на него внимательные глаза и кивнула, как прилежная ученица.

Ободрённый таким послушанием, епископ поднялся, подошёл к печи и, опустив в неё листок с именами, немного подержал руки над огнем.

– И вот ещё что, – прибавил он неторопливо. – Не сбрасывайте со счётов королеву. Будь она добродетельна, её в расчёт можно было бы и не брать. Но распутство, простите меня за такую откровенность, скрывает под собой глубокий омут, в котором тонет любая высокая цель. Многие в Европе недооценивают мадам Изабо, считая её всего лишь легкомысленной, но я уверен – она себя ещё проявит и не с лучшей стороны. И к этому надо быть готовым…

Филаргос помолчал, обдумывая собственные слова – всё ли сказал? Да и верно ли? И, снова не дождавшись никакой реакции со стороны принцессы, вернулся на место.

– А церковь? – вдруг спросила Виоланта.

Епископ замер. Наступал момент, который он считал очень важным для себя. Теперь надо было с величайшей осторожностью выбирать слова, чтобы не «пережать», но и не остаться ни с чем.

– Церковь переживает не лучшие времена, как вам известно, – вздохнул он, разводя руками. – Увы, два папы –

это всегда плохо, а выбор нового, единственного, крайне затруднён. Его святейшество Бенедикт, конечно, предпочтителен для многих из нас, и я ужасно огорчился, когда узнал, что он готов отречься от Авиньонского престола лишь бы церковь вновь обрела единство. Но беда в том, что римский папа Бонифаций компромиссов не признает, от своего престола не отступится и раскол церкви его не волнует. Что поделать – старость не всегда дарит мудрость дошедшему до неё. И теперь, когда отречения Бенедикта стали требовать, едва ли не силой, трещина между Римом и Авиньоном расширилась и углубилась. Его святейшество выдерживает в своём дворце настоящую осаду и, фактически, отстранён от дел.

– Я слышала, это очень роскошный дворец, – заметила Виоланта.

Филаргос незаметно перевернул перстень на руке камнем внутрь.

– Ну, что вы, крепость, как крепость, – пробормотал он. – Хотя, да, конечно, бывают ошибки… Многие, к сожалению, полагают, что для полного отрицания роскоши надо сначала понять её суть. Я не сторонник такого образа мыслей, однако, такое мнение существует, и глаза на него не закроешь… Хотя, должен вам сказать, что слухи о нас, священнослужителях, по большей части, вымышлены. Вот вам ещё одна беда нынешней церкви – оговор. Рим клевещет на Авиньон, Авиньон на Рим… Два папы – это всегда плохо…

Епископ с досадой оборвал сам себя – зачем повторился?! Повторы говорят о нехватке аргументов, а нехватка аргументов – о слабой позиции…

Впрочем, позиции у него действительно слабоваты, иначе, сидел бы он здесь!.. Но тем, от кого ждёшь помощи, слабость всё равно показывать нельзя.

– Я вижу только один выход, – заговорил Филаргос, как можно бодрее, – созыв Пизанского собора, который объявит святейший престол вакантным и выберет нового папу.

– И вы думаете, Рим подчинится решению собора?

– Не мне судить. Здесь очень помогла бы поддержка людей, мнение которых имеет вес во всех европейских делах. Мой покровитель герцог Висконти, в этом смысле, высоко ценит вашего будущего супруга, а епископ Лангрский считает, что Европа скоро заговорит и о герцогине Анжуйской…

Тут же последовал осторожный взгляд на лицо Виоланты – понравится ли ей такая неприкрытая лесть? Но принцесса сидела, опустив глаза, как будто ничто из сказанного её не касалось.

– Избрание единственного папы принесёт благо всем, – продолжил монсеньор. – Объединившееся духовенство укрепит Церковь и вернёт ей власть, достаточную для наведения порядка в Европе.

– Вы хотите сказать, что новый папа прекратит войну? – удивленно вскинула брови Виоланта.

Епископ запнулся. Его глаза забегали по убранству шатра, словно в поисках ответа. Сам он не знал, что отвечать. С одной стороны, принцесса могла задать свой вопрос просто так, ничего не имея в виду, и тогда Филаргосу придётся признать, что она не так умна, как показалась вначале – ведь ясно же – войну может остановить только чудо. Но, с другой стороны, вопрос мог бы стать неплохим аргументом для созыва Пизанского собора, и, кто знает, может Виоланта хочет услышать приемлемое объяснение…

– Ну-у, не думаю, что это возможно так уж скоро, – осторожно начал епископ, – однако, согласитесь, ваше высочество, только единой церкви это под силу.

– Значит, чудо вы отрицаете?

Филаргос часто заморгал, не понимая, о чем речь

– Чудо? Какое чудо?

– Явление Спасителя.., или Спасительницы. Вы же знаете о пророчествах?

«Господи, какие пророчества?».

На епископа было жалко смотреть. «Или я что-то не понял, или упустил, или… О, Боже, она глупа! И я напрасно здесь распинался, – подумал он. – Хотя, нет, не похоже… Может, это их с епископом Лангрским, какие-то дела, и она меня просто проверяет… Но, ради всего святого, что за странный способ?!»