Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1
Шрифт:
Растягивая время, чтобы обдумать ответ, Филаргос степенно откинулся на спинку стула и медленно сцепил пальцы на руках, как это недавно делала сама принцесса.
– Чудо явления Спасителя.., или Спасительницы происходит от Бога. А кто служит Богу вернее, чем Церковь?
– Ну и?.. – Виоланта явно ждала продолжения.
«Чёрт возьми, чего она хочет? – разозлился епископ. – Может, спросить напрямую?»
– Ваше высочество, что вы хотите услышать? – поинтересовался он со сладкой улыбкой…
– Только одно – явись миру такая Спасительница, что сделает Церковь – признает её за посланницу Божию, или распнёт, как еретичку.
Филаргос мысленно выдохнул и вдруг вспомнил о письме монсеньора Лангрского. «Моя племянница, – говорилось там, –
«Только то! – порадовался епископ. – Да ради Бога, почему и не признать, раз ей так хочется это услышать. Но все же она глупа, если на самом деле верит во все эти предсказания о чудесных явлениях».
– Ваше высочество, – торжественно объявил он, – как только Церковь станет едина, ничто не помешает ей узреть чудо Явления, а новый папа, как верный слуга Господа нашего, всегда признает нового Спасителя.., или Спасительницу!
Виоланта наклонила голову. Со странной улыбкой она смотрела на Филаргоса, как оценщик, который прикидывает, пригодна или непригодна вещь для заклада, и вдруг спросила:
– Как скоро вы намерены принять кардинальский сан?
У Филаргоса перехватило дыхание. «Ох, нет, она умна! Очень умна! Умнее многих!» – лихорадочно пронеслось в его голове. То, как Виоланта смотрела, позволяло предположить, что вопрос был задан не из праздного любопытства. Если Пизанский собор созовут, папу на нём смогут избрать только из числа кардиналов, и в сане епископа Филаргос оставался всего лишь человеком, (хотя и первейшим человеком!), которому избранный папа был бы обязан своим рукоположением… Однако, кто не знает о том, как коротка память у сильных мира сего – вчера был благодарен, сегодня равнодушен, а завтра? Иное дело самому в кардинальской шапке, да ещё при поддержке светской знати…
Но нет, нет – об этом пока нельзя! Главное, не пережать. Смирение, и только смирение! В глазах этой принцессы оно лишь украсит будущего папу…
– На все воля Божья, – тихо пробормотал Филаргос, опуская глаза.
– И поддержка тех, чье мнение в Европе чего-то стоит, не так ли? – добавила Виоланта.
– Аминь.
Принцесса встала, давая понять, что беседу пора заканчивать.
Встал и епископ.
«Забавно, а дядюшка-то, похоже, толком ничего не понял, – подумал он, – К чему бы её высочество склонности ни питала, не мне менять её путь, потому что она его уже ОПРЕДЕЛИЛА. И, как кажется, все эти предсказания лишь поверхностная рябь на том омуте, что скрывает в душе эта девица. Ах, знать бы, что действительно у неё на уме! Воистину, добродетель лишь оборотная сторона распутства, и этот омут такой же глубокий и тёмный… Может, стоит, ради опыта, бросить туда камешек и посмотреть, что за круги разойдутся?»
Епископ степенно пошёл к выходу из шатра, но на пороге, словно спохватившись, остановился.
– Ах, да, – сказал он, как бы в забывчивости потирая лоб рукой, – я знаю, что в Сарагосе вы держали патронаж над францисканской общиной. В Анжу у вас тоже будет прекрасная возможность возобновить свое благородное покровительство. Недалеко от Сомюра есть аббатство Фонтебро. Обратите на него внимание. Возможно, там найдётся много интересного и о предсказаниях разного рода… Кстати, оттуда рукой подать до владений Карла Лотарингского. Его предок – Готфрид Бульонский участвовал в первых крестовых походах и основал когда-то один очень таинственный орден. В том смысле, что все тайны францисканцев лишь отголосок его тайн…
Епископ произнес это, как бы между прочим, но, выходя, взгляд на лицо Виоланты всё же бросил.
Принцесса вежливо улыбалась:
– У вас чудесный перстень, святой отец, – вымолвила она на прощание. – Камень чистый, как небесные помыслы. Мой дядя не ошибся, рекомендуя вас в советчики.
А про себя подумала: «Ловко. И мою наживку заглотил, не поперхнулся, и свою мне подбросил. Но, дорогой
Исповедь явно затягивалась. Подмерзшее общество, уже успевшее рассмотреть приданое будущей герцогини и расспросить герцога ди Клермон обо всём, более-менее интересном, снова столпилось у жаровен. От костров за повозками потянуло запахом жареного мяса и подогретого вина. Там готовился обед, которого все заждались, но, судя по голосам, раздававшимся всё громче, кое-кто из челяди уже успел неплохо отобедать. Вскоре, вместе с запахами стали долетать и шутки по поводу затянувшейся исповеди, в которых, на разные лады, перемалывалась брошенная кем-то фраза о том, что во Франции стало на одну королеву-грешницу больше. Герцог ди Клермон с неодобрением поглядывал в сторону разгулявшихся слуг и, совсем уж было, собрался пойти и сделать внушение, когда полог сине-белого шатра откинулся, выпуская епископа. Лицо Филаргоса светилось умилением, руки были молитвенно сложены и, закатив глаза, монсеньор, вроде бы сам себе, но так, чтобы и остальные услышали, произнес:
– Чище души я не встречал!
Герцог почтительно замер. А когда из шатра вышла Виоланта, снял шляпу, поклонился и с явным облегчением пригласил к столу, радуясь, что скучные церемонии, наконец, закончились.
Все отметили про себя, что принцесса тоже как-то преобразилась. Она улыбалась, и улыбалась очень приветливо. На приглашение к столу ответила без ожидаемой чопорности, а вина себе велела налить в драгоценный золотой кубок, «чтобы подчеркнуть радость от первой трапезы на земле Франции». Когда же все общество собралось у накрытых по-походному столов, сама задала пиршеству легкий, непринужденный тон, вполне во французском духе.
В итоге, обедали шумно и весело, и особенно потому, что ничего подобного не ожидали.
Даже арагонская свита недолго выдерживала церемониал. И, как только их тела отогрелись, а умы «подогрелись», приезжие рыцари охотно поддались общему настрою. Лишь несколько дам арагонского двора маялись в стороне под присмотром старухи-дуэньи. Кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал чётки, косо поглядывая на пирующих, но никакого ответного набожного рвения их вид ни в ком не вызвал. Скорее, наоборот. И только Филаргос, устыдившись на мгновение, благословил бедняжек с тем особенным усердием, которое всегда появляется у людей, осчастливленных надеждой. Но потом тоже, весьма резво, поспешил к столу.
Виоланта была любезна и очаровательна.
Герцогиням де Блуа, д'Алансон и Бонне д'Арманьяк она предложила дальше ехать в её натопленной карете. Мессиру д'Аркур, который и сам не заметил, как опрокинул её бесценный кубок с вином, этот кубок тут же и подарила, и, в конце обеда, воспользовавшись всеобщей сытостью и расслабленностью, незаметно поднесла Филаргосу дивной красоты рубиновый перстень.
– Он не хуже вашего сапфира.
«И под цвет будущей мантии», – дрожа от радости, подумал епископ.
А чуть позже все заметили, что граф Арманьякский, вопреки своей обычной надменности, что-то увлеченно рассказывает принцессе. Причем, увлекся он настолько, что не стал садиться в карету, когда, наконец, тронулись в путь, а оседлал коня, догнал карету Виоланты и поехал рядом, не обращая внимания на холод и начавшийся снег.
4
Долгие переезды с места на место не были такой уж редкостью в те смутные времена. Короли, королевы, принцы, герцоги и даже дворяне помельче, но достаточно зажиточные, чтобы позволить себе переезд, не сидели подолгу в одном и том же замке, а кочевали не хуже цыган. Причем в путешествие отправлялись со всем скарбом, двором и с мебелью, снаряжая такое бесчисленное количество повозок, что первая уже подъезжала к месту назначения, а последняя ещё только выезжала за ворота покинутого замка. Потому кортеж принцессы Арагонской привлекал внимание не столько самим фактом своего передвижения по стране, сколько роскошью и представительностью.