Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
Де Ролен замотал головой.
– Для непосвящённых казнь состоится по всем правилам. Казнят кого-то другого, и это вряд ли помешает герцогине поднять шум, если она решит обвинить вас и герцога Бэдфордского в убийстве сестры французского короля! В этом случае, письмо станет вашей индульгенцией. Вы предупредили – он ничего не сделал, зато сделал Бэдфорд! А дело посредника всегда сторона… Пытался помочь – помощь не приняли – всё! Руки отмыты… Мне продолжать ещё?
– Не надо.
Филипп задумчиво побарабанил пальцами по нижней губе. Вздохнул…
– Я понял… Вы были убедительны, Ролен. Пожалуй, составьте письмо. Сами составьте, без секретаря… А я пока подумаю. В этом деле выгоды для нас может оказаться куда больше…
Снова Пуатье
«Лживая,
Шарль почти бежал в свои покои. Ласковость, адресованная Ла Тремую вызывала тошноту! Король давился ею и, одновременно, упивался, потому что чувствовал, наконец, власть над этим хитрым, столько времени довлеющим над ним человеком!
Ах, спасибо Филиппу! Сначала он избавил от тягостной опеки матушки, а теперь даёт возможность, при первом же случае, избавиться и от слишком предприимчивого министра, приговор которому в душе Шарля давно вынесен, но до сих пор не было достойного повода привести его в исполнение!
Да, конечно, нельзя сказать, чтобы Шарль совсем уж пребывал в неведении о том, что против Жанны Ла Тремуем что-то готовится. Но подозревал он что-то вроде мелкого отравления, или наёмного убийства исподтишка, во время какой-нибудь стычки с бандитами. Из-за чего, с полной приятностью для себя, решил – выгорит дело, и получится, одним махом, убить сразу двух, а то и трёх зайцев, так раздражавших своей неуловимостью! Во-первых, опасной девчонки больше не будет. Во-вторых, не останется причин для разногласий с матушкой. А это радовало Шарля, потому что, как бы ни утомляла её опека, но не признавать, что все дела герцогини были направлены только на его благо, было бы верхом несправедливости! Да и влияние её в Европе оставалось по-прежнему весомым. И, наконец, в-третьих, если бы матушка вздумала разгневаться сама – а она обязательно разгневается, потому что, судя по всему, Девой дорожит – можно было бы искренне поохать вместе с ней, посокрушаться, признать свою недальновидность и недостаточное внимание к сестре, а после всего, отдать ей Ла Тремуя, как единственно виновного, в знак примирения.
Но теперь не то!
Теперь картина другая, и больше всего Шарля в ней взбесило то, что проклятый министр старался и для англичан тоже! И за его спиной! И даже не пытаясь представить свои дела хоть какой-то выгодой для короля, которому лжёт прямо в глаза! А ведь Шарль дал ему шанс!..
«Ничего, ничего! – с ненавистью повторял про себя оскорблённый монарх, заглатывая шагами переходы замка. – Ты мне только Деву убери, а там поквитаемся! И, когда здесь завопят о предательстве, я всё равно буду первым, кто укажет матушке верную цель. Пусть порадуется! Пусть интригует, подставляет мне Ла Тремуя со всеми его происками… А он, в свою очередь, пусть ябедничает на матушку. Они оба это любят! Только тем и живут! Но до сих пор не поняли, насколько изменился я сам, и кого, и насколько внимательно готов теперь слушать! Поэтому, если любезной герцогине взбредёт в голову самой выкупить девицу, она будет поставлена перед выбором: или вечная опала, удаление от моего двора, или сладкая месть Ла Тремую, но девица, в этом случае, останется в плену!
Шарль злобно сплюнул, быстро обтёрся рукой и, свернув за угол едва не сбил с ног стражника перед своими покоями. Солдат с грохотом выронил алебарду, посмотрел виновато… «Сын алебарды», – пронеслось в голове короля его давнее, позорное прозвище. И, выпуская пар, он что есть силы двинул стражника кулаком в лицо. Тот пошатнулся, отступил.
– Ничего… – буркнул Шарль, чувствуя, что гнев отступает. – Но впредь у моих покоев с алебардами не стоять!
«Ничего, ничего, – мысленно повторил он, пока солдат поспешно убирал провинившееся оружие. – Пускай девчонка посидит в плену, остынет. Спеси поубавится… Филипп клянётся, что Бэдфорд создаст ей все условия. А если дело дойдёт до казни, казнит кого-то другого… А, кстати!..»
Шарль уже шагнул вперёд, но замер, как вкопанный, на самом пороге, снова напугав стражника, уже готового расслабленно выдохнуть.
«Что там её светлость говорила о какой-то другой девице? Вот бы кстати пришлась! Надеюсь, Ла Тремуй, занятый своими делами, до неё до сих пор не добрался… Впрочем, когда ему? За своими интригами про всё забыл… А было бы ловко – избавиться
Эта мысль успокоила окончательно, и мозг, уже без гнева, расчётливо, начал складывать картину новых обстоятельств. «Надо узнать, где вторая девчонка теперь, и оказать ответную услугу Филиппу. А то он как-то слишком переживает за осквернение королевской крови… Пусть сразу предоставит Бэдфорду и Жанну и ту, которая её заменит на плахе. А заодно, надо посоветовать заломить за обеих такую цену, чтобы никто во Франции не смог бы её собрать! Сам я не раскошелюсь, а вот Бэдфорд – пусть… Пусть разорит свой чёртов парламент! И, пока они будут вершить праведный суд, довольные выгодной сделкой, я реорганизую армию, укреплю артиллерию, призову Ришемона, если понадобится… А что? Чем чёрт ни шутит! Военачальник он от Бога, и матушка мешаться не станет – всё по её воле! И потом пускай все лорды, со всеми братьями-Ланкастерами во главе, вопят о неправомочной коронации! Они думают, я боюсь этого суда. Глупцы! Пока папа не утвердит факт ереси, никто не осмелится сказать, что я – незаконный король Франции! А папа не подтвердит. Матушка не зря в своё время заваливала письмами и подарками и Рим, и Авиньон… То-то потеха начнётся, когда до Бэдфорда дойдёт, что, разорив парламент, он ещё и повесил на него расходы по содержанию моей, якобы, сестры!».
Шарль улыбнулся, довольный собой, и, заметив взгляд напрягшегося солдата, дружески потрепал его плечу.
Кале
(апрель 1430 года)
Шесть мощных гребцов легко толкали вперёд лодку, только что забравшую с английского корабля четырёх человек. Закутанные в тёплые плащи кардинал Винчестерский и герцог Норфолк с подчёркнутой заботливостью хлопотали возле бледного, вялого мальчика, который безучастно смотрел на приближающийся французский берег, лишь изредка протягивая руку, в которую милорд Арундел тут же вкладывал кубок с лёгким вином, чтобы помочь справиться с тошнотой. Мальчик делал пару судорожных глотков, давился рвотными судорогами, потом, свесившись за борт, со страданием изрыгал только что выпитое и, повисев без сил на руках дяди-кардинала, садился на обитую бархатом скамеечку, чтобы через пять минут снова протянуть руку за вином.
Этот мальчик был английским королём Генри Шестым. И за его узенькой детской спиной сейчас надменно покачивались на волнах пролива сорок семь военных кораблей с двумя тысячами хорошо вооружённых солдат, приплывших отстаивать право своего короля на французский трон.
– Кто нас встречает? – спросил мальчик, продышавшись после очередного приступа рвоты.
– Епископ Кошон, ваше величество. – Винчестер ласково стёр с плеча племянника неприглядные брызги. – Это преданный нам человек, ваш отец его очень ценил…
– А где дядя Бэдфорд?
– В Руане, ваше величество. Мы тоже туда поедем. Вы немного поживёте в этом прекрасном городе, отдохнёте. А потом туда же привезут французскую колдунью, чтобы судить её вашим именем.
– Я боюсь колдунью, – заныл мальчик, – её следовало саму привезти в Лондон! А лучше, выбросить в море прямо с корабля! Я видел, так казнили одну ведьму… Почему дядя Бэдфорд захотел, чтобы я ехал так далеко?!
– Видимо, герцог сам с ведьмой справится не может, – не удержался от сарказма Норфолк.
Его, как и Хамфри Стэффорда приставил к малолетнему королю парламент чтобы не дать Бэдфорду возможность слишком повлиять на племянника. Арундел же, поплывший со всеми по настоянию герцога Глостерского, хоть и был из Говардов, как и сам Норфолк, явно держал сторону кардинала Винчестера, что уравновешивало силы вокруг юного короля. Пока плыли, пикировались, без особой злобы, скорее ради развлечения. Однако, и Винчестер, и Норфолк прекрасно понимали – если пребывание короля во Франции слишком затянется, озлобленности от них потребуют нешуточной. Поэтому, все лорды в лодке, (кроме Стэффорда, неприлично пившего всю дорогу и не сумевшего спуститься с корабля), с нетерпением всматривались в низенькую фигуру Кошона на берегу. Что он скажет? Удался ли его план? Как скоро поймают девку и доставят в Руан? Или это утомительное путешествие грозит обернуться нелепостью, фарсом, за который по ту сторону пролива спросят со всех!