Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
Жанна повернулась к Клод. Глаза на вымученном лице огромные, но такие пустые и бесцветные, будто что-то выжгло из них всё живое.
– Я тебе скажу кое-что, Клод… Ты только не перебивай. Я не сейчас всё это поняла и долго думала… Да и ты, наверное, тоже. Но молчишь… И спасибо за это, потому что сказать должна я…
– Жанна…
– Нет! Я же просила – не перебивай! Всё плохо! У меня ничего не вышло. И самое плохое, что вчера, пока я гадала, верят ли ещё эти люди в меня или нет, вдруг появилась мысль, что я сама в них больше не верю. В то, что прикроют в бою – не верю! Что вынесут раненную… что отобьют, если вдруг… Ну, ты понимаешь, если вдруг плен… Я последнее время почему-то о плене только и думаю. Сны мне об этом не снятся – мне вообще уже ничего
– Смерти случились не по твоей вине!
– Это твоей вины в смертях нет. А я кричала: в бой! И люди меня слушались. И меч моя рука держала! И я хорошо помню, как он рассекал воздух… Хотя, знаешь, как бы ни хотелось мне солгать даже самой себе, не поручусь, что всегда это бывал только воздух.
Глаза Жанны стали, кажется, ещё больше. Она как будто ждала, что Клод отшатнётся, ужаснётся. И эти огромные глаза искали страх на лице подруги. Но его там не было.
– Да, – словно выпустила что-то из себя Жанна. – Да, я никогда бы не убила вот так, стоя рядом друг против друга. Но вспомни первые бои под Орлеаном. После них в крови были и мои руки, и мои доспехи!
– И твоя душа.
– Душа обливалась собственной кровью, а доспехи и руки были в чужой… Я запятнала белую сталь, которую мне дали, как посланнице Божьей, и больше не достойна ни её, ни этого прозвания. Как и веры в себя. Я не Господь. Всего лишь человек, который многого хотел, но… он всего лишь человек. Обещала завоевать мир, достойный тебя, а всё каким было, таким и осталось. Нельзя было занимать твоё место, мне эта ноша не по плечу оказалась. Зато по плечу расплата. И, вот что я решила, Клод – если вдруг случится… только ты не перебивай! Если вдруг плен, или хуже… Молчи! Ты оставишь меня с тем, что со мной будет! Обещай это! Обещай, чтобы душа моя была спокойна в любом несчастье. Только тогда что-то обретёт смысл… Вчера я отправила к барону де Ре гонца с письмом – ты же сама к нему не обратишься, ведь так?.. Написала, как смогла, чтобы он спрятал тебя, если вдруг возникнет нужда. Барон всё поймёт, потому что… потому что он давно уже всё понял, как мне кажется.
Жанна замолчала, переводя дух, и отвернулась. Её бессильно висевшая вдоль бедра рука слегка приподнялась, словно просила: не говори пока ничего. И Клод молчала. Она просто взяла эту бледную кисть с огрубевшими от ношения железа пальцами, и почувствовала, как ослабли и обмякли они в её руке.
– Ты сделаешь, как я прошу? – не оборачиваясь спросила Жанна. – Уйдёшь, если со мной что-то случится?
– Что мне делать после всего этого без тебя? – спросила Клод вместо ответа.
И, не столько услышала, сколько почувствовала, разошедшиеся в воздухе слова:
– Нельзя, чтобы мир таким оставался.
Компьен
(май 1430 года)
Компьен ждал.
Как живое существо, которое почуяло опасность, он притих, насторожился и словно просел за своими стенами и башнями. Совсем недавно праздное место, выбранное французскими королями для отдыха и покоя, теперь готовилось к сражениям или к осаде, непривычно и неудобно ощущая в своей утробе брожения людей, закованных в броню и вооружённых до зубов.
Как только стало известно о скором прибытии Жанны, сюда, презрев все негласные запреты, примчались итальянские наёмники Баретты и Вальперга, и Ла Ир со своими отрядами, чей приезд город воспринял, как глоток живительного бальзама перед полным исцелением. Люди на улицах, с надеждой, спрашивали друг друга, не прибудут ли и остальные командиры Девы? Маршал де Ре, к примеру, или, куда уж лучше, сам Алансон? Но ещё до того, как войско Жанны подошло к Компьену, в его ворота постучался измождённый гонец, который сообщил, что армия
– Долго там не продержатся, – сообщил гонец. – У герцога войско куда сильнее. Плюс гарнизон Нуайона, готовый оказать ему поддержку, и англичане, которые, по слухам, подтягиваются к Ванетт. А в Пуатье, как говорят, новое войско набирать не торопятся. Вроде, ведут переговоры с мессиром Ришемоном, или с кем другим – не знаем. Но сюда смогут придти только разрозненные отряды, и то воинство, которое собрала Жанна. Но даже если она до вас дойдёт, ей не совладать с такими силами…
Слова гонца снова повергли компьенцев в отчаяние. Уж и так доходили известия о том, что бургундцы взяли под свой контроль дорогу на Мариньи и несколько переправ через реку Эн. Что подбираются даже к Суассону…
– Но комендант господин Гурнель их не пустит, что вы…
– Вряд ди нам это поможет, если бургундцы захватят Шуази! Подумать только – это же совсем рядом!
– И наш господин де Флави – это вам не Гишар Гурнель! Этот сдаст крепость, хотя бы в отместку за то, что мы когда-то прогнали его братца из-за дружбы с англичанами…
– Кто же знал, что так повернётся… Кому верить? Если нам не помогут ни Дева, ни король, даже бежать отсюда будет некуда, потому что спасения нам тогда нигде не видать…
Люди шептали, люди боялись. И поэтому, когда Жанна вступила в город, её встретили не обычным ликованием, а настороженностью, так похожей на ту, прежнюю, когда ещё не знали, чего от неё ждать, но когда денно и нощно молились о чуде.
Теперь же люди сами не знали, чего хотели. В возможность победить верили слабо, в то, что подоспеет вдруг бОльшая помощь не верили совсем. Да и Жанна казалась им какой-то не такой. Где белые доспехи? Где знамя с ликом Спасителя? Одни только королевские лилии реяли над головами. Но поможет ли король Компьену так, как до сих пор помогал Франции Господь? И жители молчали, опасаясь богохульства в мыслях. Только смотрели на въезжающих в город солдат, словно отсчитывали: «двадцатый… двухсотый… двухтысячный… А у герцога-то, говорят, вдвое больше! Нет, не победить Деве. Вон, она даже не смотрит на нас. Стыдится? Или загордилась после всех почестей? А гордыня не грех только для королей и прочих высокородных господ. Простой крестьянке Господь такого греха не простит – отвернётся и удачи лишит. И нам самим не выстоять…»
Жанна действительно не смотрела по сторонам. Не было нужды. Она, и не глядя в лица тех, кто вышел её встречать, понимала всё, что они могут чувствовать, а сказать им было нечего. Да и что говорить? Пообещать сражаться за них до самого конца? Это может пообещать любой другой рыцарь, а от Девы ждали и продолжают ожидать чуда, чуда и чуда… Но без веры чуда не происходит. Здесь же, судя по лицам, верить во что-либо уже перестали.
Только возле дома коменданта, где её встречала вся городская знать, и где за спиной господина де Флави стоял, широко улыбаясь ей Ла Ир, Жанна позволила и себе улыбнуться. Но это был лишь минутный всплеск радости при виде знакомого, доброжелательного лица, не больше. Уже вечером, на совете с военачальниками Жанна сидела тихая и, словно погруженная в себя. Выслушав доклады капитанов, которые донесениями своих разведчиков подтвердили и то, что сообщил гонец из Шуази, и все прочие слухи о передвижениях бургундцев, она только и сказала, что единственно разумное для них сейчас это захватить мост в Понт-Левеке, чтобы отрезать армию герцога от его фуражиров. Сказала и, казалось, даже не ждала одобрения своим словам. Хотя все, знавшие её раньше, не сомневались, что Жанна, как всегда, предложив план действий, потребует его немедленного исполнения. Сам господин де Флави, настолько уверенный в этом, даже поторопился сказать, что к утру не сумеет обеспечить войско хорошим обозом и приготовился стойко держать оборону, если Дева, как водится, вспылит. Но Жанна лишь устало глянула на него и спросила, сколько дней нужно господину коменданту на сборы? А когда услышала: «Дня два-три», кивнула и пробурчала себе под нос: «Хорошо».