Жанна д'Арк
Шрифт:
Девять дней, десять ночей
"Иисус Мария. Король Англии и вы, герцог Бедфорд, называющий себя регентом Королевства Франции, вы, Гийом де Пуль (Вильям Поул, граф Саффолк), Жан, сир де Талбо, и вы, Тома, сир де Скаль, именующий себя наместником упомянутого герцога Бедфорда, внемлите рассудку, прислушайтесь к Царю Небесному. Отдайте Деве, посланной сюда Богом, Царем Небесным, ключи от всех добрых городов, которые вы захватили, разрушили во Франции. Она послана сюда Богом, чтобы провозгласить государя королевской крови. Она готова заключить мир, если вы признаете ее правоту, лишь бы вы вернули Францию и заплатили за то, что она была в вашей власти. И заклинаю вас именем Божьим, всех вас, лучники, солдаты, знатные люди и другие, кто находится пред городом Орлеаном: убирайтесь в вашу страну. А если вы этого не сделаете, ждите известий от Девы, которая скоро придет к вам, к великому для вас сожалению,
Нам известна точная дата написания этого письма, обнаруживающего здравый смысл Жанны и энергию, с которой она воплощает в жизнь свое отныне признанное предназначение. Письмо датировано вторником Страстной недели, то есть 22 марта 1429 года, но есть также свидетельства очевидца, видевшего Жанну в Пуатье и рассказавшего, при каких обстоятельствах она продиктовала письмо; речь идет о королевском конюшем по имени Гобер Тибо. Он сопровождал Пьера де Версайя и Жана Эро, пришедших к метру Жану Рабате повидаться с Девой.
"Когда мы туда пришли, – пишет он, – Жанна вышла к нам навстречу и похлопала меня по плечу и сказала, что ей хотелось бы иметь побольше людей, подобных мне. Тогда Пьер де Версай объявил Жанне, что они посланы к ней королем. "Я полагаю, что вы присланы порасспросить меня, – отвечала Жанна. – А я не знаю ни А, ни Б". Тогда мы спросили ее, зачем она пришла, а она отвечала: "Я послана Царем Небесным снять осаду с Орлеана и повести короля в Реймс на коронование и миропомазание". Спросив у нас, имеем ли мы при себе бумагу и чернила, она обратилась к метру Жану Эро со словами: "Пишите то, что я вам скажу. Вы, Сюффор, Глассидас и Пуль (Саффолк, Гласдейл, Вильям Поул), я требую от вас именем Царя Небесного, чтобы вы отправились в Англию". И в этот раз Версай и Эро ничего больше не делали, о чем бы я помнил, а Жанна оставалась в Пуатье, пока там пребывал король".
Как и всем, Гоберу Тибо было интересно знать, кто такая Жанна и чего она хочет; он не преминул расспросить о ней Жана из Меца и Бертрана де Пуленжи, которого он по-дружески зовет Поллишоном; они с восторгом рассказали Тибо о том, как вместе с Жанной пересекли всю Бургундию "без каких-либо препятствий". В то время Жанна была всего лишь простой крестьянкой, сила которой крылась только в чудесных обещаниях, но она храбро прошла через испытания повседневной жизни. Как говорили, Гобер Тибо был сильным и статным и, бесспорно, из числа тех людей, которые с достаточной степенью проницательности могут судить о чистоте и невинности; наверное, именно он наиболее тонко почувствовал отношение солдатни к Жанне в то время, когда любая девица, следовавшая за армией, считалась солдатской девкой:
"В армии она была всегда среди солдат; я слышал от многих близких Жанне людей, что она никогда не вызывала у них вожделения, то есть иногда они чувствовали желание плоти, но никогда не смели поддаться ему, и они считали, что нельзя хотеть ее; часто они разговаривали между собой о плотском грехе и произносили слова, способные возбуждать сладострастие, но, когда они видели ее, и она приближалась к ним, они замолкали, и внезапно прекращалось их плотское возбуждение. Я расспрашивал об этом некоторых из тех, кто иногда проводил ночь рядом с Жанной, и они мне отвечали, как я уже говорил, добавляя, что при виде Жанны они никогда не испытывали плотского желания".
Сходные мысли высказывали спутники Жанны, сопровождавшие ее из Вокулёра в Шинон; все были покорены абсолютной чистотой этой девушки. Иными словами, ни Гоберу Тибо, ни его товарищам совершенно не нужно было ссылаться на колдовство для того, чтобы понять то, что подтвердило обследование на девственность! Для них, да и для всего народа в целом, как и для ученых и прелатов, допрашивавших ее, Жанна олицетворяла собой госпожу Надежду.
Некоторые авторы считали, что написание "Письма англичанам" совпадает с окончанием трехнедельного "процесса в Пуатье", что не соответствует свидетельству Гобера Тибо, по которому Жанна говорит как человек, практически уверенный в своей победе. С другой стороны, она принимает тех, кто пришел допросить ее, как людей мало знакомых; очевидно, их визит является частью допроса, продолжающегося в различных формах. Однажды они пришли к Жанне, надеясь застать ее врасплох; в другой раз ее вызывают в дом некой Ла Массе, где, по всей вероятности, вопросы ей задает значительно большее количество людей. Скорее всего, эту Страстную неделю и Пасху Жанна провела в Пуатье.
Отметим, что на этой неделе произошло событие, знаменательное не только для Франции, но и для всего христианского мира. В 1429 году Страстная пятница приходилась на тот же день, что и праздник Благовещения, – 25 марта. Это совпадение двух в равной степени важных для христиан праздников по традиции было причиной паломничества к Богоматери Пюи-ан-Велэ, святилищу, почитаемому с незапамятных времен. Итак, туда и направились несколько спутников Жанны, кто именно – точно неизвестно; наверное, королевский гонец Коле де Вьенн или же Жан из Меца, не исключено, что он взял с собой своего слугу Жана из Онкура; это мог быть любой из шести человек, сопровождавших Деву из Вокулёра в Шинон. Сказать достаточно определенно можно только одно: в Пюи-ан-Велэ отправились по крайней мере двое; вполне вероятно, что это были Бертран и его слуга Жюльен. Но, скорее всего, в дорогу пустился привыкший разъезжать королевский гонец, который знал причетника монастыря августинцев в Туре, поэтому естественно, что он оказался среди лотарингских паломников. К ним также присоединилась мать Жанны Изабелла, чье прозвище Роме указывает на то, что она много странствовала. Воображение, конечно, сразу же рисует нам долгий путь вдоль берегов Мёза до Пюи-ан-Велэ. Однако переходы, должно быть, оказались не намного длиннее или сложнее, чем для паломников, пришедших из Пуатье, которым пришлось обогнуть горы Оверни и следовать по долине Аллье, – сегодня мы гораздо лучше осведомлены о возможностях передвижения в феодальную эпоху.
Хотя с тех пор приток паломников заметно уменьшился, особенно в XV веке из-за войны, тем не менее он оставался значительным; в прошлом веке Жюль Кишера отказался верить в это и даже посчитал, что это ошибка переписчика в рукописном названии города Пюи: villa Aniciensi. Во всяком случае, лотарингские паломники, встречавшиеся с Жаном Паскерелем и знавшие, что он монах монастыря в Type, – в котором часто останавливался король, рассказали ему о Жанне, и действительно, он станет ее духовником. Мать Жанны, видимо, была чрезвычайно набожной: именно она передала дочери свою "правоверность", а также указала ей в какой-то мере на того, кто будет заботиться о ее духовной жизни на протяжении всей ее невероятной эпопеи.
Знамя, хоругвь, меч
Теперь для Жанны настало время активных действий. Она вернулась в Шинон, а затем ее привезли в Тур, где король приказал сделать "доспехи, подходящие для ее тела", то есть вооружение, изготовленное по ее меркам. К тому времени доспехи из полосового металла воины носили чуть менее ста лет. Они появились одновременно с артиллерией и предназначались для того, чтобы защищать от нее. Доспехи должны были быть очень точно подогнаны, чтобы уберечь сражавшегося воина от метательных снарядов, в первую очередь от каменных ядер, и вместе с тем не стеснять движений рук, ног и всех суставов.
В Type Дева поселилась в доме Жана Дюпюи; и поныне в городе показывают мастерскую оружейного мастера, выковавшего и собравшего доспехи Жанне. В счетной книге королевского казначея Эмона Рагье сохранилась запись суммы, выплаченной за эту работу: 100 турских ливров, 10 мая 1429 года.
А сама Жанна заказала себе знамя (или штандарт) и флажок, надеваемый на пику, за изготовление которых, как явствует из счетов, некий художник по имени Ов Пулнуар получил 25 турских ливров. Впоследствии о знамени будут много говорить, в битве при Орлеане оно сыграет, если можно так сказать, активную роль, тем более что Жанна эту роль знамени точно определила: "Она брала знамя в руки, когда шла на штурм, для того чтобы никого не убить". И в самом деле, эта Дева-воин позже станет утверждать, что она никогда никого не убивала. По свидетельству Жана Паскереля, все то, что касалось изготовления знамени, происходило согласно приказу, полученному, как говорила Жанна, от ее "голосов", от ее "совета".