Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Шрифт:
После нескольких минут напряженной тишины она осмелилась посмотреть на него и с радостью увидела, что он опять вернулся к созерцанию пейзажа за окном. Это дало ей возможность снова попытаться привыкнуть к изменениям в его наружности. Ее взгляд с любопытством задержался на его иссиня-черных волосах и выбритом подбородке цвета жженого сахара. Он улыбался чему-то, глядя вдаль, и она обратила внимание на его чувственные губы, которые не раз прижимались к ее губам.
Филаделфия покинула особняк Ормстед четырьмя часами раньше и согласно его инструкциям ехала
Его внезапное преображение нервировало ее. Она знала «Акбара» и доверяла ему. Означало ли это, что она знает и может доверять Эдуардо Таваресу? В этом она была совершенно не уверена. Он казался ей незнакомцем. Когда он повернулся и с улыбкой посмотрел на Филаделфию, она поспешила отвернуться.
Что-то изменилось. Эдуардо заметил это сразу, как только она села в карету, но не мог понять причины произошедших в ней изменений. Что происходит? Неужели она горюет из-за расставания с этим бледнолицым тупым Генри Уортоном?
Сам факт, что она страдает из-за другого, был невыносим. Каким надо быть мужчиной, чтобы испугаться слуги и не попрощаться с дамой, в которую влюблен? Уортон сразу же сдался и не сделал ни одной попытки увидеться с Филаделфией. Будь он на месте Уортона, то даже с полдюжины слуг не помешали бы ему встретиться с ней. Этот трус едва осмелился передать ей записку.
Филаделфия благополучно отделалась от Уортона, и, если она этого не поймет, ему придется вмешаться. Во всяком случае, на его стороне время и их совместный успех. Их первое предприятие оказалось весьма прибыльным.
— Вот ваша доля от продажи, — сказал Эдуардо. — Здесь свыше четырех тысяч долларов.
Филаделфия посмотрела на банковский чек, который он положил ей на колени.
— Мне он не нужен.
— Сеньорита, вы всегда говорите это, когда я предлагаю вам деньги.
Звук его голоса, вкрадчивого и не изменившегося после того, как он снял с себя маскировку, заставил ее вздрогнуть. В такие моменты, как сейчас, ей начинало казаться, что она его совершенно не знает.
— Я не могу принять деньги миссис Ормстед. Это все равно что украсть их у родственников.
— Взамен у нее осталось прекрасное колье, — напомнил он.
— И все же. — Филаделфия старалась говорить убедительно. — Если бы мы так не спешили покинуть город, то я сумела бы продать бриллианты кому-нибудь еще. Всего несколько дней, и я бы смогла пристроить их.
— Но у нас не было этих нескольких дней.
— Отчего же? Объясните, почему мы так поспешно уехали из города? Это из-за маркиза? Он грозился разоблачить нас?
— Выбросьте маркиза из головы, — недовольно посоветовал он.
— Что случилось? Я знаю, что вы виделись с ним. Что вы с ним сделали? Вы не?..
— Что? — спросил он, наклонившись к ней.
— Ну… Я точно не знаю что.
— Вы намекаете на убийство? — подсказал он.
— Убийство? — прошептала она охрипшим от волнения голосом. — Вы?.. — Она не могла закончить фразу, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
Он откинулся на сиденье и окинул ее цепким взглядом.
— Вы принимаете меня за кровожадного бандольеро, сеньорита? Может, я напоминаю вам темнокожего дикаря, который пугал вас в ваших девичьих кошмарных снах?
— Конечно, нет! — сердито воскликнула она, раздосадованная его колким замечанием. Он пока не появлялся в ее снах, хотя его поцелуи, его необыкновенные глаза постоянно занимали ее мысли. Как мог ей сниться человек, которого она едва знала?
— Мне просто хочется знать, что стало с маркизом. Это вы заговорили об убийстве.
— Разве? Прошу прощения. Маркиз жив. Однако он решил, что американский климат вреден для его здоровья и в данный момент отплывает в Европу.
— Понимаю, — рассеянно ответила Филаделфия. Неужели Эдуардо обладает такой силой, что люди подчиняются его приказам, даже если им приходится покидать страну?
С каждым поворотом колес кареты, уносящей ее все дальше от Нью-Йорка, Филаделфия все больше и больше сожалела, что не открылась миссис Ормстед. Она сожалела о многих вещах и не заметила, как на глаза навернулись слезы.
Раздраженный ее глупыми мыслями и своей собственной ревностью, Эдуардо безуспешно пытался отвести от нее взгляд. Его поразило, что она может плакать, не издавая ни единого звука, хотя он полагал, что слезы дают выход чувствам. Две кристальные слезинки скатились по ее щекам, но ни учащенным дыханием, ни малейшим движением тела она не выдала, что с ней происходит. Создавалось впечатление, что ее тело живет своей собственной жизнью.
Его подружки всегда поступали так, чтобы их слезы не оставались незамеченными. Веками воспитанные на бурных драматических событиях, происходящих в Португалии и Испании, на индийских страстях и африканских эмоциях, бразильские женщины одной слезинкой могли вызвать такую бурю чувств, какой он никогда не видел у Филаделфии Хант.
Он отвел глаза от ее гордого, омытого слезами лица. Оказывается, она не была бесчувственной. Она не была холодной. Сидя рядом с ней, он через материю своего костюма ощущал тепло ее тела. Когда он последний раз был с женщиной? Вспомнив, он испытал потрясение. Неужели так давно? Еще немного, и он станет святым.
Он быстро сунул руку в карман и вытащил из него записку, которую наспех нацарапал Уортон. Если Филаделфия плачет из-за него, то лучше прочитать ее сейчас и успокоиться. Но он обязательно сотрет воспоминания о нем из ее памяти и сделает это еще до того, как они уедут из арендованного им дома.
— Уортон просил меня передать вам эту записку. — Зажав листок бумаги двумя пальцами, он протянул его ей. — Я предложил ему воздержаться от сентиментального и банального прощания, но он… — Эдуардо пожал плечами.