Жаркая ночь
Шрифт:
– Можете не торопиться. Я верю вам на слово. Чувствуя себя неуютно под завораживающим взглядом синих глаз, Энни отвернулась.
– Спасибо за доверие, но я бы предпочла заплатить вперед.
– Ни о каком доверии речи не идет, – заметил Рик. – Вам очень хочется остановиться в моем доме, и я подозреваю, что и динамитом вас отсюда не вышибу.
Энни резко вскинула голову, взглянула ему прямо в глаза и холодно улыбнулась:
– Приятно знать, какого вы высокого обо мне мнения, Рик.
Вещи из гостиницы Энни забрала быстрее, чем думала. Осталось еще время сходить на местный рынок и прикупить в лавке еды для себя и коробку
С Риком Магнуссоном налаживать добрые отношения было не обязательно, а вот с его собакой просто необходимо.
Как Энни и ожидала, сидевший на цепи пес встретил ее появление неистовым лаем. Припарковавшись в самом тенистом месте, которое только можно было отыскать, Энни опустила окно, открыв доступ в машину потоку горячего густого воздуха, и бросила в траву косточку.
Едва угощение успело упасть в траву, Бак обнюхал его и принялся за работу. Услышав громкий хруст, Энни поежилась. С коробкой в руке она приоткрыла дверцу машины. Собака подняла голову, но не пошевелилась.
– Хорошая собачка, – проговорила Энни, чувствуя, что в груди у нее все сжимается от страха.
Бак скосил на нее глаза, доедая последние крошки. Энни подошла поближе. Собака вскинула голову, насторожила уши и забила по земле хвостом. Злясь на себя за то, что руки стали влажными от пота, Энни протянула на ладони вторую косточку, готовая отпрыгнуть, если Бак начнет рычать. Однако ничего подобного не произошло. Обнюхав косточку, Бак осторожно взял ее с ладони и в одно мгновение схрумкал. Энни отважилась погладить его по мягкой шерсти, и, о чудо, собака облизала ей пальцы.
Слава Богу! Контакт установлен.
Не боясь больше, что собака вцепится ей в горло, Энни вытащила из машины чемодан, пакет с едой и направилась к дому.
Войдя в кухню, поставила пакет на стол и позвала:
– Рик! Вы дома?
Ответа не последовало. Вероятно, чинит крышу, как и говорил. Энни потащила чемодан наверх, напевая про себя.
Как Рик и обещал, он установил для нее посередине комнаты, между окнами, двуспальную кровать с матрасом. На нем лежали подушка, одеяло, аккуратная стопка постельного белья и ключи. Рядом с кроватью стоял вентилятор.
«Молодец, сообразил принести», – с благодарностью подумала Энни и включила его. В комнате, расположенной под самой крышей, было жарче, чем в остальном доме. Если бы не тенистые деревья, окружавшие его, вообще дышать было бы нечем.
Энни заметила, что Рик перенес сумки с фотоаппаратурой в самый дальний угол комнаты, и почувствовала легкое угрызение совести. Очень мило с его стороны, что он в очередной раз проявил о ней заботу, но можно было этого не делать: она давно привыкла сама таскать тяжеленные сумки.
Спускаясь по ступенькам лестницы, Энни не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на лестничную площадку второго этажа, размером с танцевальный зал. Шторы на окнах были задернуты, а двери пяти комнат, выходящих на площадку, – плотно закрыты. Сумрачное помещение, заставленное всяким старьем, напоминало барахолку: столы, стулья, старые сундуки, древняя ножная швейная машинка и даже старенькое пианино.
Может быть, когда-то здесь и в самом деле танцевали.
На стенах висели многочисленные фотографии в рамках. Самые старые были начала двадцатого столетия, самые свежие – годов пятидесятых, судя по коротким, «ежиком», стрижкам и очкам в роговых
Весь дом напоминал собой сундук, наполненный бесценными сокровищами, – и Энни не терпелось их тщательно исследовать.
Она провела еще одну разведку – на первом этаже. Здесь тоже все шторы были задернуты, а двери в нескольких комнатах закрыты. Энни не стала открывать шторы, хотя ее так и подмывало это сделать, чтобы теплые солнечные лучи, проникнув в дом, наполнили живительным светом гостиную и зал, осветили семейные безделушки, расположившиеся на полках.
Внимание Энни привлекла стоявшая в застекленной горке пара старых, ярко раскрашенных деревянных туфель и хрупкие серебряные серьги кольцами, лежавшие на красном бархате. Интересно, какие истории скрываются за этими простыми, но бережно хранимыми предметами?
Когда-нибудь, когда она будет готова бросить свою разъездную работу, может быть, она купит такой вот старый дом, в котором царит атмосфера глубокой старины, вместо того чтобы поселиться в современной квартире.
Сшитые вручную лоскутные одеяла, вязаные салфетки и самодельные подушки можно купить в любом антикварном магазине, а вот коллекцию фотографий, сделанных более ста лет назад и запечатлевших историю семьи, не приобретешь ни за какие деньги.
Как приятно знать, кто твои родители, прапрадедушки и прапрабабушки, тети и дяди и прочие родственники! Какое это счастье – быть уверенной в том, что ты появилась на свет не благодаря нелепому случаю, что у тебя есть место, которое зовется твоим родным домом! Родной дом... Энни могла бы побиться об заклад, что никто из этих людей, несмотря на их застывшие взгляды и словно окаменевшие лица, не оставит своего ребенка на попечение приходящей няни, после чего не удосужится за ним вернуться.
Прерывисто вздохнув, Энни отогнала неприятные и нежеланные воспоминания и взяла сумку с продуктами. На сей раз, когда она поднималась по лестнице, она заметила, как сильно стерты деревянные ступеньки: похоже, не одно поколение ходило по ним.
Очутившись в своей комнате, Энни включила холодильник и разложила на его полках продукты. После этого распаковала фотопринадлежности, вытащила переносной компьютер и папки с бумагами.
Помешкав, вынула из одной из них копию портрета Льюиса – оригинал, завернутый в папиросную бумагу, устойчивую к воздействию кислоты, хранился в несгораемом сейфе в ее отделе. С портрета ей улыбался молодой человек с карими глазами, гладко выбритый, с длинными бакенбардами, по моде того времени, и длинноватыми волосами, зачесанными назад и ниспадавшими на высокий жесткий воротник темного сюртука. Белая рубашка, щегольской полосатый галстук. В общем, приятный молодой джентльмен. Никогда не скажешь, что он способен на измену.
В следующей папке хранились изображение суровой Гасси Хадсон в траурном платье, миниатюрный портрет возлюбленной Льюиса Эмили, хорошенькой молодой девушки, и карандашный рисунок Льюиса, запечатлевший его приятеля по Уэст-Пойнту Сайруса Паттерсона Буна, будущего генерала Гражданской войны.
– Ты знаешь, что произошло, Сайрус, – тихо проговорила Энни, пристально вглядываясь в задумчивые темные глаза Буна, словно пытаясь прочесть бережно хранимую им тайну, однако тот надменно смотрел на нее, охраняя свою тайну столь же ревностно в смерти, как и при жизни.