Жаркие горы

Щелоков Александр Александрович

Полковник тянул молитву гнусаво, будто прогонял слова через нос.

— Арахим, арахман… — машинально повторяли за ним привычные славословия аллаху молящиеся и оглаживали ладонями щеки.

Окончив молитву, полковник Исмаил поднял голову и посмотрел на собравшихся. Лицо его стало благостным, умиротворенным.

— Воистину сказано, — начал он проповедь, — ничто и нигде не скроется от глаз аллаха. Он увидит во зле добро и различит зло, которое прикидывается добром. Насторожите, правоверные, уши ваших душ, и тогда добрые вести войдут в них без остатка. Перед порогом великого

служения вере стоит каждый из нас в эту минуту. Борцов за веру сегодня разбудил и поставил на ноги священный призыв. Вы слыхали, должно быть, что неверные объявили о том, будто их полки уходят домой. Усмотрим суть этого дела, как велит аллах. Воистину говорю вам — дело это поганое. Это зло, которое окуталось добром, Если тебя укусила змея, то, даже умирая, ты должен убить ее, не дать уползти ей в нору. И мы должны, как молитву, принять и повторять слова: «Все неверные пусть останутся в земле, на которую приходили».

— Верно! — разом выкрикнули голоса заводил, заранее назначенных Хайруллоханом.

Они сидели в разных углах толпы и следили не столько за словами, сколько за самим проповедником. Вот он свел и приподнял брови, и верные знаку подручные завопили:

— Алла! Алла акбар!

— Верно! Алла! — подхватили нестройно остальные душманы.

— Мы смело пойдем на битву и разорим гнездо нечестивых, которое зовется Дарбар!

— Разорим! — теперь уже более свирепо и дружно гаркнули душманы.

— Аллах велик! Вера зовет на подвиг! Кровь неверных — пропуск в мир вечного блаженства для мужахидов. Пусть каждый пришелец шурави ляжет в землю, на которой стоит! Джаза! Джаза! [9]

— Джаза! Джаза! — яростно вторили сотни глоток. Молящиеся быстрыми тычками кулаков исступленно ударили, замолотили по воздуху. — Джаза!

— Важел! Убивать! — гаркнул проповедник истошно, заводясь и сам пьянея от ненависти.

— Важел! Смерть! — заревели душманы. Их кулаки снова взлетели вверх.

9

Джаза — наказание.

* * *

Час спустя банды вышли в направлении на Дарбар.

По тайным тропам понеслись гонцы собирать все наличные силы на штурм.

Со свитой выехал в горы и Хайруллохан.

В то же время из кишлака Уханлах вышел старый охотник Шахзур. Когда Хайруллохан приказал казнить его сына, старик был на площади. Он не возмущался, не кричал, не жаловался. Он верил — что ни свершается, даже самое злое, — все это по воле аллаха. Он лишь смотрел, как полыхает огонь, и молчал, стоя на коленях. По морщинистым, как кора старого дуба, щекам катились и высыхали слезы.

Когда душманы ускакали, старик так же молча, ни на кого не глядя, встал и, едва передвигая ноги, скрылся за дувалом своего двора.

Некоторое время спустя он вновь появился на улице с винтовкой за плечами, туго перепоясанный патронташем.

Тяжело ступая, он двинулся по тропе, уводившей в скалы.

Темная фигура старика с ружьем, торчащим над правым плечом, долго маячила на фоне светлого неба, потом слилась с громадой хребта.

Майор Бурлак

КРЕПОСТЬ ДЭГУРВЭТИ ДЗАЛЭЙ

Майор Полудолин вошел в штаб батальона и увидел комбата. Тот сидел за столом, подперев голову руками, пристально смотрел на лежавшие перед ним бумаги и что-то шептал.

— Александр Макарович, — сказал Полудолин, несколько растерявшись, — ты что?

Бурлак поднял глаза, посмотрел на замполита отсутствующим взглядом.

— Что с тобой? — встревожился Полудолин. — Все в порядке?

— А-а, — протянул Бурлак, возвращаясь в реальность. — Это ты, комиссар? Садись.

— Что с тобой? Я, знаешь, даже опешил немного.

— Привыкай, — сказал Бурлак и усмехнулся: — Комбат тебе достался с чудинкой.

Он положил ладонь на топографическую карту и аэроснимки, аккуратно разложенные на столе.

— Долблю, как перед экзаменом.

— Как долбишь? — не поняв, спросил Полудолин.

— Изучаю карту. Точнее, зубрю. Обычным школярским методом: бу-бу-бу. Район для меня новый. Любой душман, родившийся в тех местах, знает каждую тропку, каждую осыпь, каждый провал. Чтобы не быть в дураках, стараюсь заиметь свои представления.

— Ну и как, преуспел?

— По мере сил. Кстати, можешь проверить.

Полудолин подвинул карту, нашел район, обведенный тонким синим овалом.

— Ущелье Торатанги, — сказал он. — Доложишь?

— Запросто.

— Тогда поехали.

— От «зеленки» дорога идет по ложу реки. Ширина устья ущелья около двух километров. Перепад высот на первых трех километрах от ста до трехсот метров. Это география участка. Теперь тактика. На начальном отрезке ожидать контакта с бандгруппой не приходится. Широкая долина дает нам возможность для маневра техникой, и душманы вряд ли рискнут навязать бой. При обнаружении минирования дороги можно двигаться поймой. В крайнем случае — по руслу. Здесь неглубоко, дно каменистое.

— Ну, комбат, — сказал Полудолин, — ты, я вижу, всерьез. Дальше не нужно.

— Как раз дальше и нужно, — не согласился с ним Бурлак. — Дальше все куда серьезнее. В трех километрах от горловины ущелья справа по ходу начинается глубокая складка. Она уходит к гребням отрога. Здесь можно подключить пешую разведку.

— А если в складке засада?

— Не будет, — уверенно сказал Бурлак. — Лощина слепая, с осыпями, с крутыми краями. Духи понимают — по ней мы не пойдем. Во всяком случае, главными силами. А если оставить там засаду, то достаточно вертолетной пары, чтобы всех в порошок стереть.

— Слушай, Александр Макарович, — Полудолин прихлопнул по карте ладонью, — ты весь район так знаешь?

— Странный вопрос, комиссар. Я ведь себя профессионалом считаю. Мне духам по мелочам подставляться неприлично. — Комбат собрал бумаги, отложил на край стола: — Ладно, хватит. Пора ужинать.

Он встал, прошел к тумбочке, на которой стояли чайник и миски с макаронами. Их принес недавно дежурный и прикрыл газетой.

— Давай, Валентин Фирсыч, питаться.