Жаркие горы
Шрифт:
— Может быть, ему надо возвратиться? — спросил Полудолин. — Задерживать не станем.
— Нет, товарищ майор. Ахмад будет ждать. Говорит, у него сердце кипит. Там, в банде, есть один дарамар, лучше даже сказать — бандит. Он был в их кишлаке маллак. Наверное, бай, помещик.
— Слушай, Акбаров, скажи ему: дарамар, маллак — мне все равно. Душман есть душман. Ими мы и займемся. Но есть для этого срок, и надо подождать. Пусть он лучше объяснит, как взвод оказался в Ширгарме.
— Ахмад говорит, — перевел
— Все ясно. Теперь, Акбаров, извинись за меня. Мы с Ахмадом еще поговорим. А сейчас — дела. — Полудолин протянул руку взводному.
Капитан Щурков, увидев подходившего замполита, заспешил с докладом.
— Как Климов? Сильно его? — спросил Полудолин.
— Сделана перевязка. Укол. Из строя уходить не хочет.
— Добро. А солдат?
— Утром отправим Совко в Жердахт. Там им займутся всерьез.
— А я Глазова потерял… — сказал Полудолин отрешенно, как говорят о своей вине в каком-то важном деле. — Так вот…
Помолчал, полез за сигаретами. Оба закурили.
— Пора вставать на ночь, — сказал Щурков. — Приказывайте, товарищ майор.
Полудолин посмотрел на ротного иронически:
— Игорь Васильевич! А мне комбат говорил, будто Щурков самостоятельный.
Капитан смутился. Пытался объяснить:
— Вы старший и по званию и по должности. Я решил…
— Нет уж! — отрезал майор. — Здесь ваше направление. Ваша рота. Вы и решайте. Вмешиваться я не буду.
Сейчас он во всем походил на комбата, и это нисколько не задевало собственного самолюбия.
— Есть! — ответил Щурков без особых эмоций, но Полудолин заметил, как тот сразу ожил.
На ночь подразделения расположились так, чтобы образовать круговую оборону. Ротный сам разметил сектора обстрела, указал, где должны занять позиции бэтээры. Поставили усиленные сторожевые посты. Офицеры определили очередность дежурств.
Ночь пришла быстро, холодная и неуютная.
В час лейтенанта Максимова потрясли за плечо, вырывая из тяжелого, беспокойного сна. Чей-то хриплый голос прогудел над ухом:
— Пора, товарищ лейтенант.
Максимов открыл глаза, чувствуя, что окоченел до боли. Зябкая дрожь неприятно пронизывала тело. Губы, пересохшие от ветра, с трудом разжимались.
— Люди спят? — спросил Максимов.
— Кто как, — ответил солдат негромко. — Одни спят, другим томно.
— Надо спать, надо, — сказал лейтенант.
Он понимал — заснуть в такой обстановке не так-то просто, но командирское положение обязывало его повторять советы. Вдруг подействует.
Он встал, провел пятерней по непокорным, разлохматившимся волосам, нахлобучил каску. Огляделся.
Безмолвная долина таила скрытую угрозу. На юго-востоке темнела стена зубчатых гор. Вершины их, словно подсвеченные дрожащим ночником, таинственно мерцали.
Откуда-то потянуло табачным дымом. Максимов обернулся. В темноте, как зрак светофора, маячила сигарета.
— Убрать огонь! — возмущенно прикрикнул лейтенант. — Кури в рукав! Жить надоело?!
Мирные привычки, въевшиеся в поведение людей, никак не оставляли их даже здесь.
— Есть! — ответили из темноты, и огонек исчез.
Тут же прозвучал вопрос:
— Товарищ лейтенант, а почему говорят, что третьему от одной спички прикуривать на войне плохая примета?
— Это не примета, — ответил Максимов. — Это, ребята, опыт. Один прикурил — снайпер засек огонек. Второй прикурил — он прицелился. А третий больше курить не станет. Ясно?
— Так точно.
— Курить только в рукав!
Максимов поднялся на высокий плоский бугор, образованный огромным скальным наплывом. Века, промчавшиеся над землей, изъели камень, истолкли, искрошили его.
Лейтенант шел вверх, будто по ступеням. Крошка шуршала под его ногами. Неожиданно он замер и положил палец на спуск автомата. Где-то рядом, из камней, раздался истошно-пугающий крик. Он начался на низкой, басовитой ноте и по мере звучания все набирал и набирал высоту. Потом вдруг резко оборвался щенячьим обиженным взвизгиванием. Тут же издалека, будто откликаясь на призыв, кто-то другой разразился громким захлебистым смехом. «Шакалы!» — догадался Максимов, хотя еще никогда до того не слышал концертов этих обитателей каменистых долин.
Мир стыл в зыбком мраке. Вдруг Максимову показалось, что легкая, едва заметная тень скользнула впереди. Не раздалось ни шороха, ни звука. Так умеют ходить только звери. Но он заметил: впереди что-то погасло и снова загорелось, будто далекий огонек, заслоненный на мгновение рукой. Лейтенант тихо подвинул автомат, положил палец в крутую ложбинку спуска.
Вот опять что-то двинулось впереди. И так же ни звука, ни шороха.
Напрягая глаза, он вглядывался в темень. Действительно, какие-то тени бесшумно скользили по самой границе мрака и зыбкого полусвета. Люди шли, сгибаясь под тяжелой ношей, один за другим, равномерным шагом, видимо хорошо ориентируясь в темноте.
Максимов уже не сомневался — душманы! Стараясь не звякнуть металлом о камень, он поудобнее положил автомат на крупный обломок скалы, припал на колено и стал прицеливаться.
Едва он прикрывал глаз, тени расплывались и исчезали во мраке. Максимов в душе выругался.
В тишине автомат простучал тяжелым отбойным молотком, крушащим бетонную мостовую. Оранжевое пламя забилось, заметалось перед глазами.
Когда он кончил стрелять, в глазах еще долго маячили зеленые колеблющиеся сполохи.