Жаркий Август. Книга Вторая
Шрифт:
Все, чувствую, Тимур сейчас сорвётся. Он медленно поднимает голову и мрачно смотрит на пристава. Вижу, как подбирается, словно тигр перед броском.
О, черт!
Понимаю, что сейчас реально начнется ад, и делаю шаг в его направлении.
Меня опережает Никита. Я даже не заметила, как он оказался рядом с Тимуром. Тяжёлая рука опускается на его плечо и крепко сдавливает, не давая шевельнуться, отрезвляя.
Тим словно выныривает из темной
– Да, крепкий парень попался. Сильный, – ещё жестче жмёт на плечо, – повезло, что послушный, лишних движений не делает.
На последней фразе делает особое ударение.
– Да? Странно, – пристав искренне удивляется, – с фиолетовой меткой и послушный? Нонсенс.
– Хозяйка хорошая попалась. Вот он ее и не хочет расстраивать. Так ведь?
Тимур, наконец, смотрит на меня. Впервые за все это время. Еле заметно киваю, призывая его к спокойствию. Взглядом пытаюсь погасить его порывы, потушить пожар.
Ободряюще улыбаюсь уголками губ.
Тимур, чуть прищурившись, смотрит в ответ. На эти мгновения кажется, что весь мир исчезает, и остаёмся только мы с ним вдвоем. Внутри все рассыпается на миллион осколков, когда вижу, как он, поверив, успокаивается. Медленно выдыхает, берет себя в руки.
Слегка ведёт плечом, показывая, что в норме. Лазарев понимает это без слов. Ещё раз хлопает Тима по плечу и убирает руку.
С трудом перевожу дыхание, но спустя минуту, когда взгляд падает на циферблат, снова забываю как дышать.
Пошел третий, последний час.
От Барсадова ни звонка, ни весточки. Я не знаю, что и думать, секунды ускользают, словно песок сквозь пальцы. Хочется бежать, куда глаза глядят, кричать на каждом углу, что нужна помощь. Но не могу даже шевельнуться.
Единственный человек, который может нам помочь, – это отец Тимура. Если с его деньгами, влиянием, связями ему это не удастся, то больше неоткуда ждать помощи. Я верю – он сделает все, что в его силах, зубами будет рвать за своего сына. Главное, чтобы смог, чтобы успел.
Остаётся час. Уже меньше.
Пятьдесят девять жалких минут до того момента, как пристав уведет из моей жизни Тимура. Навсегда. До того момента, когда мое заявление об освобождении потеряет силу.
Пятьдесят восемь.
И что потом?
Да, можно будет прижать Марику, объявив, что он вольнорождённый. И это будут уже ее проблемы, ее разбирательства с комитетом по правам человека. И ее вынудят освободить Тимура, но я даже думать не хочу, через что ему придется пройти до этого момента.
– Я не совсем понимаю, чего мы ждём, – недовольно произносит пристав.
Я тоже не понимаю, и от этого становится ещё горче, ещё страшнее. Он ждёт ответа, а я не
– Ждём или звонка, или приезда, – выдает он абсолютно невозмутимо.
– Кого? – не унимается пристав.
– Специалистов, – Никита только пожимает плечами. А что он может ещё сказать? Так же как и я находится в подвешенном состоянии, в незнании.
– Думаете, они вам скажут что-то новое?
Да что ж этот хрен никак не заткнется? Каждая его фраза, каждый вопрос – словно удар по нашему самообладанию, по уверенности в счастливом разрешении конфликта, а главное, по выдержке и без того взвинченного Тимура.
– Посмотрим, – произнес Лазарев таким тоном, что любой дурак бы понял, что разговоры не уместны.
Пристав не понял:
– Молодые люди, уверяю, все будет именно так, как я сказал. Закон в этой ситуации абсолютно однозначен и прозрачен. Мы только теряем своё время.
Со стороны кажется, что Никита – сама невозмутимость, что ему вообще плевать на происходящее вокруг него:
– Ничего, мы не торопимся.
Торопимся!
Очень торопимся!
Ещё десять минут из последнего часа пролетели мимо. Мне кажется, с каждой ушедшей секундой во мне что-то умирало, покрывалось коркой льда. Своя никчемность, бессилие вспарывали вены наживую. В голове сотня "если бы", но от этого нет никакого толка. Ничего уже не изменить. Я ничего не могу сделать, только ждать, надеяться на чудо.
Остаётся полчаса, и я уже не могу с собой справиться. Начинаю метаться по гостиной взад-вперед, словно тигр в клетке. Потираю ледяные руки в надежде хоть как-то успокоиться.
Лазарев перебирается ближе к Тимуру, прекрасно понимая, что тот в любой момент может сорваться от этой изощрённой пытки. От осознания того, что твоя жизнь, судьба висит на волоске. Не знаю, сможет ли Лазарев сдержать его в таком случае. Он, конечно, сильный как черт, но Тимур не слабее его, а если ещё в состоянии аффекта будет, то даже думать страшно, чем все это может закончиться.
Пристав, наоборот, с каждой минутой все больше оживает. С губ не сходит самодовольная улыбка, с показной радостью поглядывает на время. Разве что веселую мелодию не начал насвистывать.
Смотрю в окно и вижу Марику, неторопливо прогуливающуюся вокруг своей красной машины. Гадина, ненавижу ее! Потряхивая своими белыми волосами, поправляет узкую юбку, обтягивающую задницу словно вторая кожа. Дрянь, озабоченная!
По спине вдоль позвоночника противной холодной струйкой сбегает пот. Мне холодно и жарко. Одновременно. Я задыхаюсь от паники, которую уже никак не удается подавить.