Жаркий Август. Книга Вторая
Шрифт:
Марика мечется из стороны в сторону, раздраженно поглядывая на часы.
Тим с Никитой сидят чуть поодаль. Лазарев ни на секунду от него не отходит, опасаясь необдуманных действий.
Стражи порядка хмуро смотрят то на одного, то на другого, нервируя меня да и всех остальных одним своим видом.
В безмолвной неизвестности проходит еще несколько минут, после чего тишину гостиной разрывает звонкая трель телефона Власовой.
Она раздраженно открыла маленькую сумочку, извлекла свой телефон
– Пап, мне сейчас некогда, давай попозже…
Марика заткнулась, потому что с другой стороны трубки полился откровенный трехэтажный мат. Ее телефон был настроен так, что мы невольно услышали всю пламенную речь ее отца четко, разборчиво со всеми деталями.
"Подруга" опешила, растерялась и замерла посреди комнаты как статуя, пытаясь вставить хотя бы слово в поток ругани, обрушившийся на нее:
– Пап…
– Какого черта ты творишь? Совсем мозги атрофировались???
– Пап, я не понимаю… ты чего? – мычит она, с каждой секундой краснея все больше и больше.
– Да ты вообще ничего не понимаешь, безмозглая! На тебя сейчас разнарядка пришла за незаконное вторжение на частную территорию и попытку присвоения чужого имущества. Чужого раба! Тебе, ****, своих не хватает что ли?
– Все законно, – начала было она, но безрезультатно.
– Рот свой закрой! Сейчас только что звонил знакомый из следственного комитета, интересовался, что происходит! Ладно, хоть предупредил! Вот бы сюрприз был, скрути они тебя на улице! В общем, домой живо! Ты у меня и шага теперь не ступишь без разрешения! Позорище! Где ты сейчас?
Марика что-то промычала, ее папаня на миг замолк, а потом разразился новым потоком брани:
– Ты там, да?! В чужом доме? Пытаешься увести чужого раба???
– Да, я его подарила, а они тут… Я просто хотела забрать… С приставом…
– Молчи, дура! Просто молчи! Во взрослые игры решила поиграть?
Власова вся сжалась от грозных отцовских воплей, бросила затравленный взгляд в сторону двери. Похоже, хвост он ей хорошо накрутит, чтобы неповадно было к другим лезть.
В гостиную заходит префект, следом за ним, подобострастно улыбаясь, семенит пристав. Все, наговорились? Внутри поднимается цунами. Я больше не могу держать себя в руках, нервы обнажены, каждый звук отзывается болью в грудной клетке.
Они подходят ближе, и я уже просто не могу сделать и вдоха.
Пристав выходит вперед и начинает растекаться передо мной в извинениях, дескать, это недопонимание, недоразумение, ошибка. Старался изо всех сил, разве что руки лобызать не начал. У меня ступор, ничего не понимаю, а спросить, уточнить просто нет сил. Только смотрю на него, медленно моргая.
Тут закручивается новый виток событий. По служебной рации полицейским поступает вызов. Ответ, минутное молчание, выслушивание собеседника, в конце невозмутимое "принято", и отбой.
Не проходит и двух секунд, как наглая блондинка, измотавшая
Власова настолько ошарашена происходящим, что даже не пытается сопротивляться. Только нелепо открыла рот и недоверчиво распахнула глаза, не понимая, как так вышло, что только недавно она была на коне, практически получив желаемое, а сейчас ее уводят как преступницу. Не знаю, что ее ждет дальше, да мне, если честно, плевать на ее дальнейшую судьбу.
Пристав, чуть ли не кланяясь и не приседая в реверансах, пятится в сторону двери и спустя мгновение исчезает из поля зрения.
Смотрю ему вслед, до сих пор не осознав происходящее. Префект подходит ко мне и, смерив задумчивым взглядом, произносит:
– Поздравляю, у вас очень влиятельные друзья. Больше вас никто не посмеет побеспокоить. Если вдруг проблемы все-таки возникнут – свяжитесь со мной, – протягивает свою визитку, которую пытаюсь взять непослушными пальцами, роняю на пол. Вспыхнув, торопливо наклоняюсь, поднимаю бумажный прямоугольник и выжимаю из себя измученное, еле разборчивое:
– Спасибо!
Он лишь хмыкает, явно недоумевая еще больше, почему за меня просил такой важный человек как Барсадов, и напоследок одарив снисходительным "До свидания", направляется к выходу.
– До свидания, – шепчу ему в спину.
В какие-то считанные мгновения дом полностью опустел. Незваные гости испарились, остались только мы втроем, замерев на своих местах, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть нормально.
Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Лазарев заговорил первым, нарушая напряженную, надсадную тишину:
– Черт, я с вами чуть не поседел! – быстрым шагом уходит прочь, и я знаю, что обратно он не вернётся, пока не выкурит полпачки и не успокоится.
Тимур медленно поднимается со стула и на негнущихся ногах бредет на кухню, оставляя меня в гордом одиночестве. Только сейчас получается глубоко, с надрывом вздохнуть. Сердце бьётся где-то в горле, колоколом отдавая в висках. Не верится, что все закончилось, что пристав ушел ни с чем, что Марику увели под конвоем, что больше никто не посмеет к нам сунуться.
Ноги словно ватные, не слушаются. Кое-как, пошатываясь, иду в сторону кухни. Все вокруг будто размывчатое пёстрое месиво, не понимаю ничего.
Замерев на пороге кухни, смотрю на Тимура.
Парень стоял, уперевшись руками в столешницу, низко склонив голову. Широкие плечи напряжены до предела, дыхание сдавленное.
Вижу, что накрыл откат после всего произошедшего, и не получается взять себя в руки. Я даже представить боялась, что у него сейчас творится внутри, как его ломает от всего происходящего.