Жаркое лето – 2010
Шрифт:
– К правому флигелю примыкает старый запущенный парк. С левой стороны от господского дома – на приличном удалении – расположены всякие вспомогательные строения: конюшни, скотный двор, амбары, сеновалы, кузница, многочисленные погреба и сараи…. Всё очень солидно и добротно.
Наверное, данное поместье полностью автономно. В том смысле, что запросто может существовать – в случае возникшей необходимости – никак не пересекаясь с внешним миром…. Ага, вот и местные крестьяне показались! Только мне почему-то кажется, что намерения у этих пейзан, отнюдь, не мирные…
Посмотрев в указанном направлении, Гарик был вынужден
«Своей любовницы, елы-палы!», – влез с подсказками нетактичный внутренний голос. – «Нет? Ну, тогда – невесты и будущей жены. Я, братец, собственно, не возражаю. Девица – во всех-всех отношениях – самое то…. Куда пойти? Понял, иду и покорно умолкаю…».
Навстречу «гостям из Будущего» двигалась – на фоне заходящего тёмно-багрового солнца – разношёрстная и шумная толпа, основу которой составляли бородатые разновозрастные мужички, одетые в длинные крестьянские зипуны, местами украшенные аккуратными заплатами. На головах у мужиков размещались островерхие войлочные колпаки, а на широких плечах – толстые дубовые колья, топоры на длинных рукоятках и разномастные металлические прутья. Впереди толпы выступала высокая и костистая женщина «под пятьдесят», одетая в длинную – до пят – тёмно-синюю юбку и малиновую телогрейку. Тётка производила впечатление природного лидера и крепко сжимала в ладонях короткоствольное ружьё.
«Слегка напоминает классический кулацкий обрез из телевизионных фильмов про гражданскую войну», – успел-таки подумать Гарик. – «Только очень большой обрез, с весьма приличным диаметром ствола. А, вот, лица у «комиссии по встрече» – злые, хмурые и очень решительные…».
Впрочем, вскоре «встречающие» замедлили шаг, а решимость с их физиономий начала постепенно улетучиваться, сменяясь робкой озабоченностью и глубоким смущением.
«Ещё бы не озадачиться, повстречав такую странную и неординарную парочку!», – хохотнул наглый внутренний голос. – «Сразу и не понять, кто такие перед тобой. То ли бродячие лицедеи, которых надо гнать со двора взашей. То ли благородные господа княжеских кровей, валяющие – от пошлой скуки и хронического безделья – откровенного дурака. С последними связываться – себе дороже. Можно – в конечном итоге – и без ноздрей остаться, и с топором палача – между делом – познакомиться. Не говоря уже про обыкновенный кнут…».
Крестьяне, ведомые боевитой тёткой, окончательно остановились, не дойдя до путников метров семь-восемь.
– Тебя, милейшая, случаем, не Матрёной кличут? – невозмутимо поинтересовалась Алевтина, подпустив в голос откровенно-барственных ноток. – Отвечай же, тётка, не молчи. Я, ведь, могу и рассердится.
– Матрёной…, барин! Или же – барышня?
– Барышня, барышня…. Итак, слушай меня! Мы с мужем, – небрежно кивнула головой в сторону Глеба, – являемся закадычными и добрыми друзьями Глеба Сергеевича Петрова. Тебе известен сей благородный и уважаемый господин?
– Известен, барышня! Известен! – истово подтвердила Матрёна, взволнованно прижимая ладони к высокой груди. – Дык, это что же получается? Глебушка, родимый, золотиночка моя…. Он живой? Возвращается домой? Где же он сейчас?
– Жив, конечно. Более того, уже на подъезде и скоро появится здесь – в сопровождении управителя Платона.
– Господи! Спасибо тебе, всесильному! – костистая тётка тут же бестолково повалилась на колени и воздела руки к небу. – Услышал ты молитвы своей слуги недостойной! Как же мне теперь благодарить тебя, добрейшего – за это счастье неземное? Чем могу отслужить? Как – отработать достойно? Радость-то какая, Господи…
«Братец, этот взволнованно-религиозный спектакль может продолжаться бесконечно долго», – напомнил о своём существовании беспокойный внутренний голос. – «Вмешайся, пожалуйста, в ситуацию! Разрули, так его растак…».
Гарик грозно откашлялся и – в строгом соответствии с ролью «выходца из сибирской купеческой среды» – выдал:
– Уймись, глупая баба, и сейчас же поднимись на ноги! Хватит причитать и охать! Ну, кому сказано? Немедленно выполнять! Успокоилась? Молодец…. Значится так, тётенька любезная. Дорогой и желанный гость – вместе с управляющим поместья – прибудут несколько позже, как завершатся с важными и неотложными делами. Тебе же, раба Божья, Глеб Сергеевич велел передать, чтобы организовала тут всё по высшему разряду – торжественную встречу, стол праздничный и достойный, спальные удобные места, прочее…. Поняла ли меня?
– Поняла, барин, поняла! Всё выполню, всё исполню! С радостью великой и охотной! – заверила Матрёна. – Сейчас я и вас с жёнушкой сопровожу в дом господский. Только…. Подождёте чуток? Я сейчас распоряжения отдам, – зачастила скороговоркой: – Иван, ступайте с Петькой в свинарник! Парочку месячных поросят забейте, освежуйте и тащите на кухню. Ефим, ты иди в птичник. Зарежешь трёх цыплят и двух молоденьких гусаков. Ещё яиц прихвати – куриных и утиных – по десятку…
Когда мужики – всё также с кольями, прутами и топорами на плечах – разбежались выполнять данные им поручения, Матрёна, почтительно поклонившись в пояс, пригласила:
– Пойдёмте, гости дорогие! Я вас провожу в дом…. Вот, ещё. Вы, наверное, очень устали? Если хотите помыться-попариться с дорожки, то пожалуйте в баньку. Мы нынче её регулярно протапливаем для нужд проезжающих важных персон, часто посещающих – по дороге на Рязань – нашу Петровку. Платон Ильич – для нужд хозяйственных – с желающих берёт не дорого. Так как, пойдёте?
– Безусловно, посетим, – лукаво подмигнув Але, ответил Гарик. – Причём, с огромным удовольствием.
Про себя же он подумал: – «Очевидно, финансовые дела поместья идут далеко неблестяще, и управляющий рад любой копейке. За деньги определяет на постой беженцев, предоставляя им полный пансион с оказанием комплекса всевозможных услуг. То бишь, Петровка нынче является полноценным придорожным мотелем…».
Через полминуты Аля поинтересовалась:
– Матрёна, а куда это вы направлялись, на ночь глядя? Причём, вооружённые до самых коренных зубов? Случилось что?
– Дык, барыня, голосил кто-то – страшным воем-голосом. Собаки дворовые прибежали – как очумелые. Жучок был так испуган, что промчался вдоль забора и об торчащий гвоздь весь бок себе распорол…. А вы никого страшного не встретили по дороге?
– За серыми собаками медведь гнался. Большой такой, горбатый, тёмно-бурый. Слюна розовая капала с жёлтых клыков.
– Страсть-то какая! И куда же зверь потом подевался?
– В лес убежал, – продолжила вдохновлёно сочинять Алевтина. – Мой муж ему большим камнем в глаз закатал. Вот, косолапый – от страха – и дар дёру, только бурелом затрещал…
Они поднялись по широкой каменной лестнице и, пройдя между мраморными колоннами, оказались перед двухстворчатыми дверьми морёного дуба, украшенными искусной резьбой и светлыми металлическими нашлёпками. Матрёна достала из кармана длинной юбки массивный бронзовый ключ, вставила его в замочную скважину, повозившись с минуту, приоткрыла одну из дверных створок, предупредительно отошла в сторону и, пропуская гостей вперёд, предложила: