Жаркое лето в Берлине
Шрифт:
— Не знаю.
— Видите ли, его приезд совпал с так называемым «министерским кризисом». Министр Хорста подвергается нападкам, как военный преступник, за его участие в массовых убийствах под Львовом. Требуют предания его суду. Один бывший коллаборационист — участник многих преступлений — предложил выступить в его защиту. Но, очевидно, его сочли не той лошадью, на которую можно было поставить. И он сломал себе шею, упав с лестницы в Бонне. Вскрытие показало, что умер он от отравления цианистым кали еще до своего «падения».
Джой покачнулась, и мать снова схватила ее за руку. — Возьмите себя в руки, Джой. Не думаю, чтобы они на это пошли. Но помните, а доме есть лестница и цианистый кали. Поэтому надо держать себя в руках! А теперь идите. В вашем распоряжении не так уж много времени.
На зов Джой из сада пришел Ганс, на плечах у него сидела Энн.
Когда Джой на цыпочках подошла к дверям отцовского кабинета, до нее донесся спокойный голос матери: «Анна, mein Liebling, надень кофточку, такой холодный ветер! И беги к Шарлотте, выпей молоко. Она сказала, что утром испекла для тебя вкусный пирог».
Энн вприпрыжку побежала по коридору.
А Джой стояла, прильнув к массивной двери библиотеки, и у нее было странное ощущение, что все это происходит с кем-то другим и в каком-то другом месте. Невероятно! Совсем как в голливудском детективном фильме, она, Джой Миллер, стоит у двери, как шпионка, и, затаив дыхание, прислушивается. Сердце у нее так колотилось, что она не услышала, как в зал вошел Гесс.
Отскочив от двери, запинаясь, она чуть не закричала: «Нет, нет!» когда Гесс, уставившись на нее своими немигающими глазами ящерицы, спросил: «Не угодно ли ей чего-нибудь?» Наконец она выдавила из себя:
— Хорошо, позже… фрау Берта… А впрочем, неважно.
Она бросилась вверх по лестнице, ругая себя за неосторожность. А что, если Гесс пойдет к Берте?..
— Берта в кабинете, — задыхаясь, произнесла она. — Но меня видел Гесс. Я так растерялась, и он догадался, что тут что-то неладно. Он, конечно, скажет ей, и она придет сюда.
Взяв Джой за руку, мать спокойно увела ее в свою комнату.
— Если Берта придет, скажем, что после обеда мы собираемся навестить тетушку Гедвигу.
— Вы удивительная женщина! — сказала Джой, с восхищением глядя на безмятежное лицо матери.
— А мне кажется удивительным, что вы так и не научились притворяться, — улыбнулась мать.
Едва закрылась дверь ее спальни, она преобразилась.
— Штефан, встань у двери, — приказала она. — Видишь? Вот где твой паспорт. — И она указала на открытый сейф. — Я была права. Вчера вечером отец открывал сейф, но я не обратила на это внимание. Часто случается, что особо важные документы он убирает в сейф. Ганс, подойди-ка сюда.
И она протянула паспорта Гансу, который с недоумением смотрел на мать и Стивена.
— Твой паспорт в полном порядке для поездки в Англию?
— Да.
— Возьми и вот это. — Она дала ему пачку банкнотов. — На покупку билетов этих денег достаточно. Немедленно же иди в авиационную компанию и закажи четыре билета на первый самолет, отправляющийся в Лондон.
— Четыре билета?
— Да. Ты поедешь раньше, чем предполагалось. — Голос ее на мгновение дрогнул. — Может случиться, что у нас не будет возможности поговорить наедине, дорогой мальчик, так попрощаемся сейчас. Думая обо мне, помни, все эти последние годы ты был моей единственной радостью.
Он обнял ее, она крепко и горячо прижала его голову к своей щеке.
— Теперь все зависит от тебя. Если они узнают, у тебя больше никогда не будет такой возможности.
Он твердо посмотрел на нее.
— Они не узнают. — Положив паспорта во внутренний карман, он разделил пачку банкнотов на две части и засунул их в карманы брюк. — Через час я вернусь.
Мать открыла дверь. Из прихожей доносились голоса. Энн вприпрыжку бежала по коридору.
— Ты выпила молоко и съела пирог? — громко спросила мать.
— Да, бабушка. Все до последней крошки.
— Ну, если ты такая хорошая девочка, Ганс купит тебе к обеду большую пачку мороженого, а потом мы поедем в лес и хорошо погуляем. Но мама тебя не возьмет, если ты не пойдешь в свою комнату. Перед прогулкой тебе и Кенгуруше надо отдохнуть.
— Правильно, — поддержала Джой.
Предвкушая удовольствие от мороженого и прогулки, Энн направилась в свою комнату с большой неохотой. Раздался гудок машины Ганса, и они услышали, как Энн закричала ему с балкона: «До свиданья!»
Снизу донесся голос Берты: «Купи, дорогой, два самых лучших ананаса. Они полезны для горла Энн».
Дверь в комнату матери тихо закрылась. Ошеломленная быстрым развитием событий, Джой обрела наконец способность сказать слово.
— Но что станется с вами, когда мы уедем?
— Что может со мной случиться такого, что еще не случалось? Обо мне не беспокойтесь. Ваш отъезд — мое последнее большое счастье.
Она мягко подтолкнула Стивена к двери.
— А теперь очередь за тобой. Займись отцом и Бертой. Не пускай их ко мне ни под каким видом. Выдумай какую-нибудь причину. Будь с ними любезен. Развлеки их разговором, ну, положим, о поездке по Рейну. Вызови на спор, словом, придумай что хочешь, только как можно дольше задержи их. Я хочу побыть наедине со своей дочерью.
Своими тонкими пальцами она коснулась его щеки.
Стивен крепко прижал мать к себе; оба они понимали, что это было их прощанием.
В дверях Стивен обернулся, окинул взглядом мать и жену; и Джой, к своему ужасу, впервые подметила в его лице черты неукротимой воли, характерные отцовские черты. Он насмешливо откозырял.
— Пусть эта ложь покончит с ложью!
Они слышали, как он сбежал по лестнице. До них донеслись голоса Стивена и Берты, затем послышался голос отца. И дверь библиотеки закрылась, заглушив все звуки.