Жасминовые ночи
Шрифт:
– Ох, господи-господи. – Арлетта хорошенько вытерла руки, села на постель и, схватив Сабу за руку, посадила ее рядом на складной стул. – Она, кажется, влюбилась. Кстати, это никогда не бывает просто и легко. Вы уже переспали?
– Нет, но вчера я ужасно этого хотела. Такого со мной еще не было… – Она огляделась по сторонам и прошептала: – Я совершенно потеряла над собой контроль.
– Надо же! – Даже Арлетта была поражена. Она в шутку упала на пол, встала и обняла Сабу. – Ах ты, моя маленькая овечка. Только
– Но мы тут все рискуем жизнью, – горячо возразила Саба. – И я точно знаю, что буду с ним встречаться.
А сама подумала: боже, какая она никудышная шпионка – и так уже рассказала про Дома больше, чем одобрил бы Клив.
– Конечно, мы все рискуем, и конечно, ты будешь с ним встречаться. – Арлетта похлопала ее по коленке. – Конечно.
Она шумно выдохнула и вскочила на ноги. Протянула бечевку и повесила на нее голубую ночную рубашку и парочку кружевных панталон такого же цвета.
– А ты как провела ночь? – Саба ткнула ее в бок.
Арлетта прищурила свои кошачьи глаза.
– Ну, я внесла свою лепту в англо-американский альянс, – сказала она. – Потом я тебе расскажу про него.
– Хм, интересно.
– Да, интересно, но я чуточку встревожилась. Сейчас я слишком устала, чтобы крутить роман на всю катушку. Ну, потом расскажу.
На ланч были сандвичи с консервированной говядиной и сливы. После этого Сабу, Арлетту, Янину, Вилли и акробатов посадили в «драндулет для черномазых», как называл его Вилли, – маленький автобус с обжигающе горячими металлическими сиденьями в форме сковородок.
Второй грузовик вез свернутые декорации, переносную сцену, сумки артистов, а также реквизит Вилли – феску, куриные лапы и усы Гитлера. Артистов сопровождали Макс Бэгли, капитан Кроули и два солдата с пистолетами в кобуре. Им кратко сказали, что их везут в полевой госпиталь в Западной пустыне – за пятьдесят миль от лагеря.
Солнце ползло по безоблачному небу и жгло глаза. Поверхность пустыни плыла, текла от миражей и больше походила на море. Температура в несуществующей тени поднялась до 52 °C. В автобусе все угрюмо молчали.
Через два часа пути они остановились в селении, где единственными признаками жизни было скопление домов с плоскими крышами и источник с ржавой водой возле дороги. Они зашли в дом из красной глины, внутри которого стояло несколько деревянных столов. Босой парень подал им плоские лепешки, крошечный кусочек белого сыра, похожего на жевательную резинку, и горячий и сладкий мятный чай. Вилли тут же сообщил всем радостным шепотом, что чай на вкус напоминает верблюжью мочу. Не любившая грубостей Янина недовольно фыркнула.
– Ох, какие мы нежные, – усмехнулся Вилли, когда она пересела за другой стол и заснула, подперев обеими руками голову, словно увядший бутон.
Парень подливал им чай. Внезапно с улицы донеслись громкие крики: у их грузовика сломалось шасси – теперь обломки висели до земли, словно овечье вымя. Кроули, любивший похвастаться, что он служил во многих странах, орал на двух растерянных египтян в промасленных робах на языке, который все называли «линго-бинго» и пытались имитировать.
– Ну-ка, ублюдки, джалди-балди, чоп-чоп. Под грузовик банг-банг.
– Боже, какой грубый скот, – пробормотала Арлетта. – Когда-нибудь доорется, что его застрелят.
Но египтяне лишь улыбались. Они легли под грузовик, вооружившись гаечными ключами, а актеры отдыхали. В тот вечер им предстояло дать два концерта.
Акробаты взяли свои спальники, немного повозились, изображая борьбу, и заснули под колючим деревом возле источника. Янина, не терпевшая прямого солнца, портившего ее белую кожу, так и спала за столом, положив голову на руки. Арлетта и Саба улеглись под можжевельником, глядя на небо сквозь его ветки. Осел, привязанный к соседнему дереву, поднял крик.
– Бедняжка. – Саба протянула ему кусочек хлеба; он взял хлеб своими лиловыми губами и кротко посмотрел на нее. – Почему тут так плохо обращаются с животными? – спросила она у Арлетты. – Ни воды им не дают, ни еды и даже не могут привязать в тени.
Арлетта ответила, что у этих людей тоже нелегкая жизнь: во время прошлых гастролей она видела, как мужчины ходили целый день по кругу под палящим солнцем и крутили круглый ворот, качая воду из колодца.
– Наверное, они думают, что ослу нравится и так.
– Ну, едва ли. – Саба вскочила. – Бедняга даже голову не может повернуть. Думаю, его хозяин не будет против, если я привяжу его подлиннее.
– На твоем месте я не стала бы лезть в чужие дела, – посоветовала Арлетта, но Саба не послушалась. Она вскочила, перевязала веревку, похлопала ослика по шее и дала ему еще хлеба.
– Кушай, малыш, кушай.
– Ты до ужаса нежная, – сонно пробормотала Арлетта. – Когда-нибудь ты получишь жестокую душевную травму, а сегодня ночью не заснешь от блох.
Арлетта заснула, а Саба с любопытством разглядывала осла. Потом достала из сумки блокнот и вытряхнула из него песок.
«Дорогой Дом, – написала она, —
Я в августе собираюсь в Алекс. Мы могли бы там встретиться?»
Теперь ей надо было поразмыслить, как передать ему эту записку; придумать надежный способ, такой, какой одобрил бы Клив.
Закрыв глаза, она живо, будто в кинохронике, представила, как Дом в одиночку летит над пустыней, над всеми таящимися в ней опасностями, над всеми секретными аэродромами, нефтебазами и минами.