Жажда искушения
Шрифт:
Пусть художник у копов в руках. Пусть у них достаточно косвенных доказательств, чтобы повесить на него убийство.
Но Джина мертва.
И болтать опасно.
Дураки.
Болтовня может оказаться чертовски опасной…
Интересно, знает ли Грегори что-нибудь, — подумал Хэрри Дюваль.
Видел ли он что-нибудь?
И если видел, то что? Будь он проклят!
Да, если он хоть что-то знает…
Энн боялась, что он повезет ее в какое-нибудь слишком известное место. Во всех кафе неподалеку от улицы Бурбонов,
Ну что ж, подумала она, пока они ехали, если не знать Джона, можно предположить, что он виновен. Она готова это признать. Но, быть может, все-таки кто-нибудь, кроме нее, тоже захочет принять во внимание тот факт, что на Джона совершено нападение и что орудие убийства так и не нашли? Конечно, можно думать, что она спрятала его. Пока никто не являлся в ее дом с ордером на обыск, но, с другой стороны, она уехала из дома, сопровождая Джона в больницу, и оставила там полицейских, которые могли облазить каждый уголок: пожалуйста!
Он поставил машину в частном гараже рядом с Французским кварталом, или Vieux Carre — Старым кварталом, как его еще называют, и повел по боковой улочке, где она никогда не бывала, к задней двери кафе с уединенным внутренним двориком.
Официантку звали Хелена. Она знала Марка. Это была симпатичная женщина лет тридцати, которая приветливо чмокнула его в щеку.
— Ты сегодня сторонишься избитых тропинок, — сказала она, провожая их к сияющему белизной ажурному кованому столику рядом с маленьким фонтанчиком, в центре которого стояла статуя Афины с совой на плече.
— Нам нужно поговорить наедине, — объяснил ей Марк.
— Угу, — хмыкнула Хелена и, окинув Энн изучающим коротким взглядом, тепло ей улыбнулась. — Что, трудный день выдался? Рекомендую утку с апельсинами. Что будете пить? — обратилась она к Энн.
— Два кофе с молоком и несколько ваших знаменитых домашних пирожных для начала, Хелена, — перехватил инициативу Марк. — Посмотрим, удастся ли мне уговорить мою приятельницу на утку.
Хелена улыбнулась и, пройдя через дворик, исчезла за дверью старинного здания, где располагалось кафе.
— Она меня знает? — спросила Энн, озадаченная поведением Хелены.
— Да, — ответил он. — Разве вы не видели сегодняшних газет?
— Видела, — сухо сказала она.
— Вы, должно быть, не заметили своей фотографии в разделе «Искусство».
— Моя фотография?..
— Джон Марсел сегодня на первых полосах, но и критики о нем не забыли. Выставка, которая открылась вчера вечером, обещает обернуться золотой жилой. О вас в статье тоже сказано. И там есть ваша большая фотография.
— Так вот почему Хелена меня узнала.
— Если только она сама не тайный искусствовед и не знает вас по иным источникам.
— Тогда будем надеяться, что в городе не так уж много искусствоведов, —
— Ну, сказать по правде, я тоже думаю, что вы делаете глупость.
— Но вы по крайней мере говорите мне это в глаза. И не оскорбляетесь — во всяком случае, держитесь невозмутимо и демонстративно не уходите, — когда я в ответ говорю вам, что вы осел.
Глядя в стол, он рассмеялся. Хелена принесла два кофе и корзинку с пирожными.
— Еще не надумали насчет утки? — спросила она.
— Вам нужно поесть, — настойчиво посоветовал Джон.
— Я… ладно, пусть будет утка, — согласилась Энн. Когда официантка удалилась, она сказала: — «Утиная терапия».
— Плачу за ужин я.
— За счет департамента и налогоплательщиков? Вы ждете от меня разоблачительных показаний? Я не собираюсь их давать. Если вам нужно именно это, можете сэкономить на утке.
— Я приглашаю вас поужинать не потому, что жду от вас разоблачительных показаний. Адвокаты в суде сделают из меня «утиную котлету», если узнают, что я пытался с помощью угощения склонить вас к признанию. Расставить западню, так сказать.
Энн откусила пирожное. Оно было рассыпчатым, теплым, вкусным, тающим во рту. Она только сейчас поняла, как проголодалась. Кофе с молоком тоже был превосходным. Подкрепляющим.
Он был прав. Ей необходимо было отдохнуть от больницы.
— Копам утка по карману? — спросила она. — Может, я вас угощу, если уж ужин не за счет налогоплательщиков?
— Ужин я в состоянии себе позволить.
— Высокооплачиваемый полицейский?
— И довольно давно. Так что мне удалось сделать кое-какие удачные вложения.
— А-а. — Она внезапно отложила пирожное. Ей стало почти хорошо.
А Джон между тем в коме. При смерти. Кати на Амазонке, быть может, скоро лишится отца. И даже не знает об этом.
Когда он обхватил пальцами ее запястье, она насторожилась. Он смотрел ей прямо в лицо своими темно-серыми, серебристыми глазами:
— Вы не потеряете его. Он скорее всего выкарабкается.
— Но он в коме.
— У него стабильно приличные жизненные показатели, ему влили достаточно крови, у него хороший цвет лица. Его организм претерпел страшный шок. Если бы не немедленная медицинская помощь, он мог бы умереть. Но теперь не умрет.
— Вы изучали медицину, лейтенант? — холодно спросила она.
Он отдернул руку, выпрямился, и глаза, которые он не сводил с нее, приобрели стальной оттенок.
— Я повидал слишком много раненых на своем веку. Есть вещи, которые копы постигают таким вот жестоким способом. Если задет мозг жертвы, надежды почти не остается. Отмирание мозга, миссис Марсел. И сейчас самое время возблагодарить Бога за то, что наш раненый не попал в списки доноров. Да, Джон Марсел в коме, но все его жизненные органы работают не просто стабильно, а хорошо. Он справится.