Жажда смерти

Шелестов Кирилл

Я не знаю, чего было больше в ее вопросе: женской проницательности или убежденности, что у присутствующих не может быть иной темы для обсуждения, кроме Ольгиного наряда и возраста.

— Анжелика как раз восхищалась твоим платьем! — отозвался я.

— Правда? — подозрительно спросила Ольга. — Мне тоже нравится твой костюмчик, — пропела она, обращаясь к Анжелике. — «Шанель», да? Я его в Москве видела. Очень миленький. И так тебя стройнит.

Почувствовав обидный намек на свои размеры, Анжелика слегка надулась и вернулась к Виктору.

Зато Настя совсем сникла. На ней была простая узкая белая рубашка навыпуск и темные джинсы. Посреди разряженной публики, да еще в центре всеобщего внимания, она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Хотя мне она нравилась и в джинсах. Так было забавнее.

Из первых лиц не было только Ефима Гозданкера, генерала Лихачева и Кулакова. Последний не посещал наши праздники, считая их барскими причудами и пощечиной нищим народным массам. Я, в свою очередь, полагал, что нищие народные массы больше страдают от отсутствия отопления и плохого водоснабжения, чем от наших вечеринок. Ну и еще от собственного безделья.

Зато силовики были в полном составе. Они подходили к нам, крепко встряхивали руку, со значением смотрели в глаза и с удивительным однообразием советовали нам держаться до победного конца. Как будто мы собирались рухнуть прямо здесь на мраморный пол холла. Вице-губернатор Величко приехал с женой, сыном и снохой, но, едва завидев меня, шарахнулся в сторону, как испуганная лошадь.

Владик Гозданкер прибыл с Дианой и Боней. Следом за ними появился Пономарь в костюме нежно-песочного цвета. Все четверо подошли к нам поздороваться.

— Где тут бякнуть по полтинничку? — деловито осведомился Боня.

— Чего? — не понял я.

— Ну, вмазать где? — пояснил Боня. — С утра маковой росинки во рту не было.

— Да подожди ты! — одернул его Владик. И обращаясь ко мне, заговорщицки шепнул: — Нам надо поговорить. — Он опасливо посмотрел на Пономаря и прибавил: — Только не сейчас.

— Ты, кажется, здесь хозяйка бала, — насмешливо бросила Диана Насте, в упор пронзая меня взглядом ярких дерзких глаз. Мне сразу стало жарко.

— Скорее, я кошкоподчиненная, — пробормотала Настя смущенно.

— Какая подчиненная? — машинально спросил я, глядя на Диану.

Она была в черном вечернем платье с низким вырезом и узкой талией. В тщательно уложенных темно-русых волосах мелькали золотистые блестки. Сегодня ее вызывающая красота была какой-то слишком откровенной и притягивающей.

— Да мой кот не смог прийти, — пояснила Настя. — Дела у него. Вот он и делегировал мне свои полномочия.

— Терпеть не могу кошек, — усмехнулась Диана и не спеша отошла.

Между тем Виктор терзал Пономаря.

— Ты зачем белые туфли надел? — укоризненно говорил он. — Вот же додумался!

— А какие же надо было надевать? — обеспокоенно спрашивал Пономарь, разглядывая свои туфли.

— Черные! — учил его Виктор. — Вечерние!

— К белому костюму? — недоверчиво переспрашивал Пономарь.

— А какая разница! Костюм — белый. А туфли —

вечерние.

Пономарь разволновался.

— Поехать переодеться, что ли? — вслух спросил он, находясь во власти сомнений.

— Да брось, — утешил его я. — Вова сказал, что тоже в белых туфлях придет.

Пономарь облегченно вздохнул и смешался с толпой.

— Здорово, бродяги! — услышали мы голос Плохиша. — Глядите, кого к вам веду! Еле поймал, в натуре. В бега уже подался.

Плохиш подтащил к нам упиравшегося Пахом Пахомыча. Соня в нашем телефонном разговоре не обманывала меня. Пахом Пахомыч действительно выглядел похудевшим, испуганным и нервным.

— Да пусти ты! — отбивался Пахомыч. — Я сам подойду!

Мы наперебой кинулись обнимать Пахом Пахомыча и хлопать по плечу. В ответ он только вздрагивал и часто моргал. На героя он походил мало.

— Ну, рассказывай, арестант, как ты там блатовал! — не унимался Плохиш. — Обезьян, кстати, про тебя спрашивал. Скучает.

— Ничего я не болтал! — поспешно возразил Пахом Пахомыч, не разобрав слов Плохиша.

— Да не болтал! А блатовал! — хохотнул Плохиш. — Ты же теперь у нас блатной. Срок тянул, в натуре.

Пахом Пахомыч воровато оглянулся по сторонам, в надежде, что реплика Плохиша осталась не услышанной гостями.

— Пацаны! — вдруг загорелся Плохиш. — А давай его в законные воры коронуем! А че? Денег дадим жуликам! Его и выберут. На зоне он, считай, сидел. Наколки ему сделаем. Всего, понял, обколем. Проканает! Зато у нас свой собственный вор в законе будет. Нет, вы прикиньте! Приезжаем на стрелку, хоть с тем же Бабаем. Тот только пасть откроет, чтобы нам предъявить, как мы достаем из багажника Пахомыча...

— Почему из багажника? — обиженно перебил Пахомыч.

— А где тебя еще возить? — удивился Плохиш. — Это ты для Бабая авторитет. А для нас ты по масти не катишь. Ты гляди сам, сколько ты натворил по жизни. И в коммерсантах был. И бабки крысил. И хлеб в котлеты подсовывал, когда в поварах ходил.

— Я не подсовывал! — протестовал Пахом Пахомыч, но Плохиш его не слушал.

— И на обезьяне женился. Кстати, тебе разводиться придется. Вот обезьян, бедолага, еще не знает! Базар будет! А что делать? Жуликам нельзя в законном браке состоять...

Пахом Пахомыч смотрел на него затравленно, не зная, что ответить. Но тут Плохиш, который был ответственным за подарки победительницам, вспомнил про свою важную миссию. Он принялся выяснять у меня, в какой из комнат можно сложить призы и запереть на ключ, дабы не опасаться, что чиновные гости разворуют их во время представления. Воспользовавшись паузой. Пахом Пахомыч скрылся.

Чиновные гости, между тем, все прибывали, и гардеробщики сбивались с ног. Минут за пятнадцать до начала вечера наплыв сделался таким, что у дверей образовалась очередь. Девицы с напитками выглядели измученными. Музыканты, после каждых двух мелодий успевавшие выпить по рюмке, несли уже что-то совсем разухабистое.