Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена
Шрифт:
Первую значительную партию мяса Фройхен и Расмуссен добыли благодаря одному местному, который заметил на противоположной стороне фьорда стаю моржей. Началась охота: инуиты пересекли фьорд на каяках, а датчане следовали за ними на лодке под парусом. Охотиться на моржей было опасным делом: взрослый самец весил порой 680 килограммов, а саблеобразные бивни животных протыкали каяк, словно бумагу. В ближнем бою моржи – чрезвычайно подвижные и опасные противники. Большинство моржей питается донными животными, такими как крабы и моллюски, но в редких случаях они охотятся и на тюленей, чаще всего это делают одинокие самцы. Они атакуют и маленькие лодки: бросаются на них с большой плоской льдины, уходят под воду и неожиданно выныривают с фонтаном брызг.
Надо было соблюдать осторожность. Лодки медленно и бесшумно приближались к стае моржей,
Первого моржа убил Фройхен – правда, из винтовки, а не гарпуном, как остальные, но первый приз всё равно отдали ему. Получив внушительную гору мяса, он учтиво раскланивался со всеми. Впрочем, благодарности вскоре пришлось прервать, потому что инуиты принялись смеяться над Фройхеном. Оказалось, он опять сел в лужу. «Не надо нас так благодарить за мясо, – объяснил ему охотник по имени Соркак. – Оно твоё по праву. На нашей земле никто не хочет ни от кого зависеть. Никто никому не дарит подарки, и никто не принимает их, потому что подарки – это значит зависимость. Подарки – для рабов, так же как плеть – для собак!» Фройхену пришлось выучить и этот урок.
Торговый пост начал свою работу, и вскоре Фройхен стал замечать, что инуиты часто не согласны с его расценками. Его смущало, что инуиты зачастую настаивали на более высокой цене, чем та, что он просил. Фройхен устал возражать: он объяснял, что не хочет их обманывать, но те уверяли его, что отлично знают, что делают. Просто инуиты иначе понимали стоимость вещей.
«Цену определяет то, насколько человек нуждается в той или иной вещи», – объясняет Фройхен в своём дневнике. В пример он любил приводить историю про охотника по имени Паниппак, который пришёл на пост с желанием купить охотничий нож. Фройхен подал ему нож через прилавок, и в обмен Паниппак протянул ему пять шкур, которые в Европе стоили целое состояние. «Ты ошибся, – вежливо обратился к охотнику Фройхен. – Нож даже одного песца не стоит». Но Паниппак настаивал: «Прости, но ты ведь не знаешь, что я целый год хожу без ножа: мне его ужасно не хватает. Поэтому я даю тебе так много шкур. В самой вещи может быть мало ценности, но она нужна мне: я плачу за то, что мне нужно».
В Европе и Америке цены устанавливал продавец, но в Северной Гренландии это делал покупатель, ориентируясь на свои нужды. Чем выше нужда, тем больше покупатель платил, даже если продавец не просил многого. Поначалу Фройхену такая система не нравилась: они с Расмуссеном хотели, чтобы их торговля была честной, – но инуиты, платя больше необходимого, не считали себя обманутыми. Они даже иногда шутили, что это Фройхен и Расмуссен несут убытки, потому что отдают им редкие предметы, промышленные товары, которые нужно было везти издалека, а взамен просят предметы, которые на Севере любой добудет простой охотой. Многие инуиты полагали, что в своё время «обсчитали» Роберта Пири, который между тем сделал на их пушнине целое состояние.
Инуиты порой удивлялись западному представлению о торговле не меньше, чем те представлениям инуитов. Например, когда инуиты впервые увидели западную валюту с изображениями президентов, премьер-министров и монархов, они назвали её kiinaujaq – «похожее на лицо». Зачем нужна эта бумажная валюта, им стало ясно далеко не сразу: ею ведь не порежешь мясо и не подстрелишь зверя, с ней ничего нельзя делать, разве что любоваться.
Фройхен и Расмуссен бросили попытки переубедить инуитов: в конце концов, такая система была на руку и им, и их инвесторам. Друзья не считали свой торговый пост благотворительным учреждением и не стали бы отказываться от выгодных сделок. Однажды охотник принёс им некачественную кожу, и тогда Расмуссен прибил её гвоздём к стене: пусть охотнику будет стыдно, а другие не пытаются провернуть что-то подобное. Это был лучший способ донести неудовольствие, чем вслух бранить охотника: такого унижения ни один уважающий себя инуит не стерпит.
Весть о торговом посте быстро разнеслась по округе, однако Фройхен и Расмуссен решили, что им не помешает ещё больше рекламы: «пусть эскимосы знают, что песца можно очень выгодно обменять именно у нас». В качестве маркетингового хода друзья задумали переименовать Уманак, хотя местным и старое название нравилось. Расмуссен хотел было назвать землю в свою честь, но потом спохватился: уж очень это претенциозно звучало. Да и потом, путешественники вечно дают местам новые названия в честь себя или в честь своих инвесторов. Датчане же мнили себя не такими, как другие путешественники. Они решили назвать землю «Туле» – название это происходило от древнего изречения ultima Thule, которое иногда переводят как «севернее всего и вся». Слово это было латинское, не гренландское, но уж очень друзей манила его символичность. В классической литературе ultima Thule обычно значило «место за краем света».
11. «В темноте и холоде лучше думается»
В конце августа 1910 года Фройхен и Расмуссен возвращались с охотничьей экспедиции и обнаружили в водах залива «Беотик» – красивый пароход, который неспешно покачивался на волнах. Странно было видеть здесь корабль таким поздним летом: заморозки часто приходили рано, и корабли рисковали застрять во льду до самой весны. Друзья удивлялись, какая нелёгкая занесла сюда «Беотик».
Фройхен вышел в море, чтобы поговорить с капитаном, Бобом Бартлеттом: в своё время тот командовал «Рузвельтом», кораблём Роберта Пири, и знал эти воды как свои пять пальцев. Едва лодка Фройхена оказалась в пределах слышимости, раздался громовой голос Бартлетта. Он объяснял, что прибыл сюда по делам и вскорости собирался сняться с якоря, чтобы избежать ледяного плена. Желая узнать подробности, Фройхен забрался на борт. Там ему рассказали, что «Беотик» везёт на родину охотников-инуитов, которых наняли в качестве гидов два богатых американца, приехавшие в Арктику на сафари. (Северная Гренландия теперь привлекала не только исследователей и миссионеров, но и охотников на крупную дичь.) Бартлетт повторил, что скоро должен отбыть, но разрешил Фройхену познакомиться с пассажирами: среди них оказался и Этукишук, один из двух инуитов, что сопровождали Кука в его злосчастном походе к полюсу.
Один из американских охотников, Пол Рейни, был плейбой-космополит, живший на щедрое наследство, которое получил от своей семьи угольных магнатов. Лицом он поразительно напоминал Калвина Кулиджа, будущего президента США, и был из тех людей, что на большую охоту одеваются как на бал. Он убивал белых медведей и африканских львов так же непринуждённо, как облачался в щегольской костюм из твида и кожи. Второй американец, Гарри Уитни, был наследником одного из крупнейших бизнесов в Нью-Йорке. (Богаче его деда был разве что миллионер Джон Джейкоб Астор: именем Уитни скоро назовут знаменитый музей.) Оказалось, Уитни имел опосредованное отношение к недавней полярной полемике. Два года назад во время очередной охотничьей экспедиции он повстречал Кука: тот как раз рвался к Северному полюсу. Фройхену выпал шанс расспросить Уитни.
Уитни был рад рассказать, что знал. По его словам, Кук пытался втянуть его в полемику как свидетеля, но охотник не пожелал в этом участвовать. С Куком он встретился, когда стоял лагерем в Аноритуке, заброшенном инуитском поселении в 48 километрах к северу от Эта. Как-то раз он увидел на горизонте три движущиеся точки: это были Кук, Авела и Этукишук, едва живые от голода, они брели ему навстречу. Уитни расспросил их, и Кук заявил, что они возвращаются с Северного полюса. Но Уитни ему не поверил, как не поверил бы любой знающий Арктику человек. Более того, он нашёл рассказ Кука настолько абсурдным, что даже не расспросил о подробностях Авелу и Этукишука. Только вернувшись из охотничьей экспедиции и возобновив связь с миром, Уитни узнал, что Кук прикрывается его именем, чтобы доказать свою правоту. Кук отдал ему на хранение свои записи и навигационные инструменты – и теперь заявлял, что Уитни может подтвердить его рассказ. «Кук лгал! – объяснял Уитни Фройхену. – Да, я получил от него записи и инструменты – но не доказательства».