Жажда. Трилогия
Шрифт:
— Ты знала Амбу лучше всех нас, — сказал он. — Тебе лучше знать, что внутри нее — зло или добро. Если ты всем сердцем веришь, что это зло, тогда убей его. Никто не будет винить тебя за это.
Я была напугана. Я была ребенком, а мой отец просил меня совершить чудовищный поступок. Но он оказался мудрее, чем я думала. Когда я уставилась на него в изумлении, он покачал головой и забрал нож.
— Видишь, — сказал он, — ты не уверена, что права. Когда речь идет о жизни и смерти, надо быть очень осторожным. И если мы совершим ошибку, это должна быть ошибка в пользу жизни. Если окажется, что этот ребенок зло, мы узнаем об этом, пока он будет расти. У нас будет достаточно времени, чтобы решить,
— Может, у нас и не будет столько времени, сколько ты думаешь, — сказала я, когда мой отец начал резать плоть Амбы. Скоро он уже держал в руке покрытого кровью мальчика. Он легонько шлепнул его, и тот натужно вдохнул и заплакал. Многие заулыбались и захлопали, хотя в их глазах я видела страх. Отец повернулся ко мне и попросил подержать младенца. Я отказалась. Но согласилась дать ему имя.
— Его надо назвать Якша, — сказала я. — Потому что у него сердце якшини.
Так его и назвали. Большинство считали это плохим знаком, хотя никто, даже в самых страшных снах, не мог представить, насколько подходящим было это имя. Однако чума тогда же ушла и больше никогда не возвращалась.
Отец отдал Якшу на воспитание моей тете, у нее не было детей, а она очень хотела ребенка. Простая любящая женщина, она растила ребенка как своего собственного — будто это был человек, заслуживающий ее любви. Возвращал ли ребенок ей хоть часть любви, я не знаю. Он был очень красивым, с темными волосами и светло–голубыми глазами.
Шло время, оно всегда идет своим чередом, но годы странным образом по–разному отражались на Якше и на мне. Якша рос быстрее, чем кто–либо и когда–либо в нашей деревне, и когда мне было пятнадцать, он уже был образован и сложен, как мой ровесник, хотя родился всего восемь лет назад. Его ускоренное развитие всколыхнуло слухи, связанные с его рождением. Но это были только слухи, те, кто были свидетелями прихода Якши в этот мир, никогда не рассказывали о том, что случилось, когда жрец пытался вызвать якшини в тело Амбы. Должно быть, они поклялись сохранить тайну, потому что иногда отец отводил меня в сторону и напоминал, что нельзя никому рассказывать о том, что случилось той ночью. Конечно, я ничего не говорила, потому что думала, что никто, кроме шестерых мужчин–свидетелей произошедшего, не поверит мне. К тому же я любила отца и всегда старалась слушаться его, даже когда считала, что он ошибается.
Примерно в то время, когда мне было пятнадцать, Якша начал всячески стараться поговорить со мной. До этого я избегала его, и даже когда он ходил за мной, пыталась держать дистанцию. По крайней мере, поначалу. Но в нем было что–то такое, перед чем было очень трудно устоять. Конечно, он был необыкновенно красив, грива блестящих длинных волос, яркие глаза, как холодные голубые драгоценные камни, глубоко посаженные на сильном лице. И обворожительная улыбка. Как часто он дарил ее мне, открывая два ряда безупречных белых зубов, похожих на отполированные жемчужины. Иногда я останавливалась поговорить с ним, и у него всегда был какой–нибудь подарок для меня — цветок лотоса, веточка ладана, нитка бус. Я принимала эти подарки с неохотой, чувствуя, что когда–нибудь Якша потребует что–то взамен — что–то такое, что я не захочу ему дать. Но он никогда не просил.
Однако меня влекла к нему не только его красота, но и что–то более глубокое. Уже в восемь лет он был самым умным во всей деревне, и взрослые часто обращались к нему за советом по разным вопросам: как увеличить урожай, как лучше построить новый храм, как торговаться с заезжими купцами, которые покупали наше зерно. Если люди и сомневались в происхождении Якши, то его поведение вызывало только похвалы.
Меня влекло к нему, но я никогда не переставала его бояться. Время от времени я ловила в его глазах беспокоящий меня блеск, который вызывал в памяти хитрую улыбку якшини перед тем, как он якобы покинул тело Амбы.
Когда мне исполнилось шестнадцать, исчез первый из шести мужчин, которые присутствовали при рождении Якши. Человек просто исчез. Позже, в этом же году, пропал еще один. Я пыталась поговорить об этом с отцом, но он сказал, что мы не можем обвинить в этом Якшу. Мальчик рос хорошим. Но в следующем году, когда исчезли еще двое, даже мой отец начал сомневаться. Вскоре из тех, кто был свидетелем той ужасной ночи, в деревне остались только я и мой отец. Но пятый мужчина не пропал. Его тело было найдено растерзанным, будто диким зверем. В его теле не осталось ни капли крови. Кто бы мог сомневаться, что с остальными случилось то же самое?
Я умоляла отца рассказать людям о том, что происходит, и о роли Якши в этом. Но Якше было десять, а выглядел он на двадцать, и если он еще и не был главой деревни, то почти никто не сомневался, что скоро станет.
А у отца было мягкое сердце. Он с гордостью наблюдал, как взрослеет Якша, чувствуя личную ответственность за рождение этого прекрасного юноши. И его сестра до сих пор была приемной матерью Якши. Он велел мне никому ничего не говорить и сказал, что сам попросит Якшу тихо покинуть деревню и никогда не возвращаться.
Но не возвратился мой отец, хотя Якша тоже исчез. Тело моего отца не нашли, нашли вниз по реке только клок его волос в пятнах крови. На церемонии похорон я не выдержала и закричала о том, что случилось ночью, когда был рожден Якша. Но большинство людей не слушали меня, думая, что я убита горем. Но некоторые все же слушали — семьи других пропавших мужчин.
Я долго горевала после потери отца. Но через два года после его смерти и исчезновения Якши, когда мне было почти двадцать, я встретила Раму, сына приезжего купца. Моя любовь к Раме вспыхнула мгновенно. Увидев его, я поняла, что предназначена ему, и, благодарение богу Вишну, он чувствовал то же самое. Мы поженились под полной луной у реки. В мою первую ночь с мужем мне снилась Амба. Она выглядела, как тогда, когда мы вместе пели по ночам у реки. Но она говорила мне мрачные слова. Она велела остерегаться крови мертвых и никогда не касаться ее. Я проснулась в слезах и смогла заснуть, только крепко обхватив мужа.
Вскоре я забеременела, и меньше чем через год после свадьбы у нас родилась девочка — Лалита, «та, кто играет». Мое счастье стало полным, и тоска по отцу ушла. Но счастье длилось только год.
Однажды безлунной ночью меня разбудил какой–то звук. Рядом спал мой муж, а по другую сторону — наша дочь. Не знаю, почему этот звук разбудил меня, он был негромким. Но странным — это был звук ногтей, скребущих по лезвию. Я встала, вышла из дома и начала вглядываться в темноту.
Он подошел сзади, как часто делал, когда мы были друзьями. Но я почувствовала его присутствие еще до того, как он заговорил. Я почувствовала его близость — его нечеловеческую сущность.
— Якша, — прошептала я.
— Сита, — его голос был очень мягким.
Я развернулась и попыталась закричать, но он схватил меня прежде, чем я издала хоть какой–то звук. Впервые я ощутила подлинную силу Якши, он не показывал ее, пока жил в деревне. Его руки с длинными ногтями сжали мою шею, как лапы тигра. Он стал выше с тех пор, когда я видела его в последний раз. О его колено стукнулся длинный меч. Мне нечем было дышать, он наклонился и зашептал мне на ухо.
— Ты предала меня, моя любовь, — сказал он. — Если я позволю тебе говорить, ты закричишь? Если закричишь, умрешь. Понятно?