Жажда. Трилогия
Шрифт:
Якша удивлен. Я ошарашила самого дьявола.
— Ты любишь его. Ты любишь его больше, чем свою собственную жизнь.
Я чувствую только боль в груди. Четвертая точка, четвертая нота. Кажется, в ней есть немного фальши.
— Да.
Тон Якши становится мягче:
— Он рассказал тебе что–то о любви?
Я киваю, плача, чувствуя полную беспомощность.
— Да.
— Что он сказал тебе?
— Он сказал: там, где любовь, там моя милость. — Звук его флейты остался слишком далеко позади. Нет времени для благодарности за все, что было мне дано за мою долгую жизнь. Я чувствую, будто задыхаюсь от горя, и вижу только Рея, моего любовника, мое дитя, все годы, которые отнимут у него.
— Он сказал мне то же самое. — Якша делает паузу, удивляясь. — Должно быть, это правда. — Он добавляет самым обычным тоном: — Ты и твой друг можете идти.
Я поднимаю глаза:
— Что?
— Ты нарушила свою клятву, потому что любишь этого юношу. Это единственная причина. Так что у тебя все еще есть милость Кришны. Ты стала вампиром, только чтобы защитить Раму и своего ребенка. У тебя с самого начала была его милость. Вот почему он был так добр к тебе. Я только сейчас понял это. Я не могу причинить тебе вред. Он бы не захотел этого. — Якша смотрит на горящий запал. — Вам лучше поспешить.
Искры на коротком запале как последние песчинки в часах.
Я хватаю Рея за руку, вскакиваю и тащу его к входной двери. Я не открываю ее рукой. Я бью ногой, и это ошибка. Она срывается с петель и разлетается в щепки. Перед нами открывается ночь. Я толкаю Рея вперед.
— Беги! — кричу я.
— Но…
— Беги!
Он наконец понимает и бросается в сторону деревьев. Я поворачиваюсь, не знаю почему. Погоня окончена, и гонка выиграна. Нет причин искушать судьбу. То, что я делаю сейчас, это самая большая глупость в моей жизни. Я быстро возвращаюсь в гостиную. Якша смотрит на темный океан. Я встаю позади него.
— У тебя десять секунд, — говорит он.
— Ненависть, страх и любовь — все они в сердце. Я почувствовала это, когда он играл на флейте. — Я касаюсь его плеча. — Я не только ненавижу тебя. Я не только боялась тебя.
Он поворачивается и смотрит на меня. Он улыбается; у него всегда была дьявольская усмешка.
— Я знаю это, Сита, — говорит он. — Прощай.
— Прощай.
Я кидаюсь к входной двери. Когда заряд взрывается, я всего в десяти метрах от дома. Взрывная волна слишком мощная даже для меня. Она поднимает меня вверх, и несколько мгновений я как будто лечу. Но она не опускает меня плавно на землю. В какой–то точке моего падения судьба делает меня призовой мишенью стрелка по летящим целям. Какой–то острый и горячий предмет вонзается в меня сзади. Он проходит через мое сердце. Кол.
Я приземляюсь в агонии. Позади меня пылает ночь. Моя кровь опаляется, вытекая из раны на груди. Рей возле меня и спрашивает, что делать. Я корчусь в грязи, впиваясь ногтями в землю. Но я не хочу уходить под землю, нет, после того, как так долго по ней ходила. Я пытаюсь говорить — это трудно. Я вижу, что меня пронзила расщепленная ножка от табуретки перед пианино.
— Вытащи это, — выдавливаю я из себя.
— Палку?
Это первая глупость, которую я слышу от Рея.
Я разворачиваюсь передом к нему:
— Да.
Рей хватается за конец ножки, она буквально горит, хотя уже прошла через мое тело. Он с силой дергает. Палка ломается; половина остается у него в руках, другая — все еще в моем теле. Очень плохо. На мгновение я закрываю глаза и вижу миллионы красных звезд. Я моргаю, и они взрываются, словно наступил конец мироздания. Вокруг только красный свет. Цвет заката, цвет крови. Я оказываюсь на спине, моя голова бессильно откинута на бок. Холодная грязь касается моей щеки. Грязь становится теплее от крови, которая течет у меня изо рта и образует лужу вокруг головы. Красное пятно, почти черное в огненной ночи, расползается по моим
Это не худший способ умереть.
— Люблю тебя, — шепчу я.
Он обнимает меня:
— Я люблю тебя, Сита.
Так много любви, думаю я, когда закрываю глаза и боль отступает. Если Кришна говорил правду, то здесь столько милости, столько защиты. Я верю, что Кришна говорил правду. Я на самом деле верю в чудеса.
Интересно, неужели после всего я умру…
Черная кровь
Посвящается Тели
Глава первая
Я брожу по темным опасным улицам бандитских кварталов Лос–Анджелеса. Молодая, на вид беззащитная женщина с шелковистыми светлыми волосами и притягательными голубыми глазами. Я иду по замусоренным улицам и закоулкам, где власть измеряется количеством крови от пуль, выпущенных подростками, которые еще даже не научились водить машину. Я недалеко от муниципальных домов, этих архаичных приютов враждебности, откуда гораздо труднее выбраться, чем туда попасть. Благодаря своей сверхчувствительности я знаю, что окружена людьми, которые сразу перерезали бы мне горло, спроси я их, который сейчас час. Но я не беспомощна и не испытываю страха, особенно ночью, потому что я не человек. Я — Алиса Перн, так меня зовут в двадцатом веке, Сита — в древности. Мне пять тысяч лет, и я одна из двух последних вампиров.
Но действительно ли нас осталось двое? Вот вопрос, которым я задаюсь,
В бандитских кварталах Лос–Анджелеса происходит что–то совсем неладное, и это наводит меня на размышления. За последний месяц «Лос–Анджелес Таймс» сообщала о целой серии жестоких убийств, которые заставляют меня предположить, что Рей и я — не единственные существа, в ком течет особая кровь, не дающая нам стареть и делающая нас не восприимчивыми к большинству людских болезней. Жертвы этих убийств были разорваны на куски, обезглавлены и иногда, как говорится в статьях, обескровлены. Это последнее обстоятельство и привело меня в Лос–Анджелес. Я и сама люблю кровь, но совсем не хотела бы, чтобы нашлись другие вампиры. Я знаю, на что способен наш вид, и я знаю, как быстро мы можем расплодиться, если тайна воспроизведения будет раскрыта. Любой вампир, которого я сегодня вечером найду, не увидит восхода солнца, вернее, я бы сказала, заката луны. Я не то чтобы без ума от солнца, но если нужно, могу его вытерпеть.
Под высоко плывущей, полной луной я выхожу на Экспозишн авеню и направляюсь на север. Я нахожусь неподалеку от места последнего убийства — вчера в кустах был обнаружен труп шестнадцатилетней девушки с оторванными руками. Уже за полночь; на улице градусов восемнадцать, несмотря на середину декабря. Зима в Лос–Анджелесе как луна из зеленого сыра. Шутка. На мне черные кожаные штаны и облегающая стройную талию майка с короткими рукавами. Мягкие шаги черных сапог по неровным тротуарам едва слышны. Волосы собраны и спрятаны под черной бейсболкой. Черный цвет я люблю почти так же сильно, как красный. Я знаю, что выгляжу шикарно. Правую голень холодит шестидюймовое лезвие — это мое единственное оружие. В эту чудесную зимнюю ночь на улице полно полицейских машин. Одна из них проезжает слева от меня; я опускаю голову и стараюсь не выделяться. Я не взяла с собой пистолет из страха, что меня задержат и обыщут. Опасаюсь я за жизнь полицейских, а не за свою собственную. Меня не остановил бы и целый отряд спецназа. Я убеждена, что молодой вампир или вампирша мне не соперник. А он или она явно молод, слишком уж безрассудны совершаемые убийства.