Жажда
Шрифт:
Видно, что она недовольна отказом, но в конце концов все-таки кивает.
Пока моя двоюродная сестра умывается и облачается в ночную рубашку, я то засыпаю, то просыпаюсь, но когда она выключает свет и ложится в кровать, на меня опять накатывает тошнота. Я пережидаю ее, стараясь не думать о том, как мне хочется, чтобы моя мама была сейчас рядом и приласкала меня, и в конце концов погружаюсь в неспокойный сон, из которого в шесть тридцать утра меня вырывает будильник. Затем кто-то выключает его звук.
Я просыпаюсь, не понимая, что происходит,
Похоже, Интернет не ошибался насчет акклиматизации, занимающей от двадцати четырех до сорока восьми часов. Кажется, теперь я полностью восстановилась.
Но, сев, я обнаруживаю, что это далеко не так – каждая моя мышца ноет, словно я только что совершила восхождение на вершину Денали, а до того пробежала марафон. Я уверена, что это просто результат обезвоживания, а также напряжения, которое я испытывала весь вчерашний день, но, как бы то ни было, сейчас у меня нет настроения вставать. И не хочется делать вид, будто все хорошо, и идти на уроки.
Я снова ложусь, натягиваю одеяло на голову и пытаюсь решить, что же мне делать. Десять минут спустя я все еще лежу, тщась что-нибудь придумать, когда Мэйси ворчит и просыпается.
Первым делом она хлопает по своему будильнику, чтобы снова заставить его замолчать, чему я чрезвычайно рада, поскольку для пробуждения она выбрала самый что ни на есть омерзительный звук, но тут Мэйси встает с кровати и подходит ко мне.
– Грейс? – шепчет она, словно желая узнать, как я, и в то же время боясь разбудить меня.
– Со мной все нормально, – говорю ей я. – Вот только ноют мышцы.
– Фу ты черт. Наверное, это от обезвоживания. – Она подходит к холодильнику, достает из него графин воды, наливает два стакана, дает мне один из них, затем садится на свою кровать. С минуту она пишет текстовое сообщение – надо полагать, Кэму, – затем бросает свой телефон на кровать и снова устремляет взгляд на меня. – Мне надо идти на уроки – сегодня в планах тесты по трем предметам, но я еще зайду, когда смогу, чтобы справиться о твоем самочувствии.
Мне очень нравится ее уверенность в том, что на уроки я сегодня не пойду, так что я, разумеется, не спорю. Только говорю:
– Тебе нет нужды сбиваться с ног, справляясь о моем самочувствии. Сейчас мне уже намного лучше.
– Что ж, тогда считай это днем здоровья из серии «это ж надо, меня только что занесло на Аляску».
– А что, для этого в самом деле существует день здоровья? – прикалываюсь я, сев и прислонившись спиной к стене.
Мэйси фыркает:
– Не день, а несколько месяцев. Аляска – это вам не шутки.
Теперь фыркаю уже я:
– Что верно, то верно. Я нахожусь здесь менее двух суток, но это я поняла.
– Это потому, что ты боишься волков, – поддразнивает меня моя кузина.
– И медведей, – нисколько не смутившись, добавляю я. – Как и любой здравомыслящий человек.
– Тут ты права. – Она ухмыляется: – Тебе надо денек посачковать, делая все, чего ты хочешь. Почитать книгу, посмотреть по телевизору какую-нибудь развлекуху, полакомиться чем-нибудь из моего запаса вредной еды, если ее выдержит твой желудок. Папа скажет твоим учителям, что учебу ты начнешь не сегодня, а завтра.
Черт, я даже не вспомнила про дядю Финна.
– А он не станет возражать, если я пропущу сегодняшние уроки?
– Не станет, ведь он сам это и предложил.
– А как он мог узнать, что… – Я замолкаю, услышав стук в дверь. – Кто это?
– Мой папа, кто же еще? – Мэйси подходит к двери и распахивает ее.
Вот только это вовсе не дядя Финн. Это Флинт, и, взглянув на Мэйси в ее коротенькой ночной рубашке и на меня в моем вчерашнем платье и с размазавшимся макияжем, он начинает ухмыляться до ушей.
– Как же классно вы смотритесь, дамы, – он присвистывает. – Похоже, вчера вы решили поднять эту вашу вечеринку на совершенно новый уровень, да?
– Так тебе все и расскажи, – насмешливо бросает Мэйси и скрывается в ванной. Я же вообще не заморачиваюсь с ответом и просто показываю ему язык. Он смеется и вскидывает брови.
– Вот именно, мне бы очень хотелось послушать ваш рассказ, – говорит он и, подойдя к моей кровати, садится на нее. – Куда это ты сбежала? И почему?
Я решаю не выкладывать ему всего – ведь тогда мне пришлось бы попытаться объяснить мою странную реакцию на Джексона, не говоря уже обо всем том, что последовало затем, – и довольствуюсь частью правды. – Это все горная болезнь. Меня затошнило, и я вернулась к себе.
Это стирает с его лица улыбку.
– А как ты чувствуешь себя сейчас? С горной болезнью шутки плохи.
– Сейчас я уже дышу вполне нормально. Честное слово, – добавляю я, увидев сомнение на его лице. – Я почти пришла в себя. Наверное, мне просто надо было привыкнуть к горам.
– Кстати, о горах. – На лице Флинта снова появляется подкупающая улыбка. – За этим я и зашел. Сегодня вечером после ужина мы собираемся поиграть в снежки. Вот я и подумал – может, ты к нам присоединишься? Ну, если будешь хорошо себя чувствовать и все такое.
– Играть в снежки? – Я качаю головой: – Вряд ли мне стоит это делать.
– Почему?
– Потому что я даже не умею лепить снежки, не говоря уже о том, чтобы их бросать.
Он смотрит на меня так, словно я сморозила глупость.
– Надо просто набрать снега, слепить его в комок и бросить в того, кто стоит к тебе ближе всех остальных. – Он показывает руками, как это делается. – Ничего трудного.
Я смотрю на него с сомнением.
– Давай, Новенькая, попробуй. Уверяю тебя, ты не пожалеешь.