Жажда
Шрифт:
Первое время Ма, будто не веря своему счастью, то и дело прерывала какую-нибудь работу, подходила к дочери и касалась ее.
* * *
Наступил день, когда, опустив в реку ведро, мы зачерпнули больше песка, чем воды: река в нашем привычном месте сильно обмелела. Тогда я, прихватив ведро, отправился вдоль Капризного ручья в надежде отыскать прудик поглубже. Поиски мои были долгими, и едва я остановился передохнуть в тени валуна, как вдруг...
Шум! Грохот! Ослепительная вспышка! Казалось, по небу пронесся пышущий огнем локомотив, а на долину Скорби
Перепугавшись, я согнулся за валуном, и тут же мою голову обдало жаром, а на небе расцвели огненные шары, как во время фейерверка.
Успокоилось все так же неожиданно, как и началось: стало лишь слышно, как где-то невдалеке потрескивает огонь. Я поднял голову и увидел дым. Воображение нарисовало, как всю долину Скорби охватывает пламя, как оно пожирает все вокруг - и наш дом, и наши посевы, и наш сад, - а на сотни миль окрест остается только черная выжженная земля.
Я выскочил из-за валуна и опрометью бросился к дому, но через десятка три футов остановился перед разгорающимся пламенем. Под рукой, как назло, ничего не оказалось, и я стал хватать землю прямо голыми руками и забрасывать огонь.
– Держи лопату, Барни!
– раздался вдруг голос отца.
Я протер слезящиеся от дыма глаза и кинулся навстречу отцу.
– Не давай огню переброситься на поле люцерны!
– крикнул отец.
Через считанные мгновения я швырял лопатой песчаную почву в огонь. Нам повезло: пламя охватило лишь низину между холмами, и мы сумели довольно быстро затушить занявшийся пожар. По моему лицу катил пот, я отер его рукавом. Отец отошел куда-то далеко за холм, должно быть, поглядеть, не полыхает ли где-нибудь еще. Я, опершись о черенок лопаты, огляделся и вдруг едва не упал. Прямо у меня под ногами из-под комьев дымящейся земли торчала черная рука, и на ней подергивались обожженные пальцы!
– Отец! Отец, скорее сюда!
– что было сил заорал я и, упав на колени, принялся разгребать землю.
– Осторожней!
– крикнул отец. Он был уже рядом со мной.
– Пусти, у меня получится лучше.
Я поднялся и отступил на шаг, дуя на свои покрасневшие ладони: волдыри уже начали вздуваться. Отец покопался в дымящейся куче и вдруг, словно головешку из костра, выдернул покрытое копотью тело!
– Он сильно обожжен, - сказал отец.
– Особенно досталось лицу и рукам. Помоги мне взвалить его на плечо.
– Я помог отцу, и он, направившись к дому, велел мне: - Беги вперед, скажи матери, чтобы заварила побольше чая, да как можно крепче.
Я понесся к дому. Мать, завидев меня, переменилась в лице, но я сразу же выпалил:
– Отец не пострадал. Я - тоже. Но мы нашли кого-то обожженного. Отец сказал, чтобы ты заварила побольше очень крепкого чая.
Ма скрылась в хижине, и, услышав, как она открыла печь, я поспешил обратно. Встретив отца, я помог ему нести незнакомца. Мы положили человека на крыльцо, бережно стянули с него обгоревшую одежду и облачили в старенькую ночную сорочку отца. Огонь не затронул ни ног незнакомца, ни туловища, но зато ему достались лицо и руки.
Отец, тяжело вздохнув, сказал:
– Его глаза.
– Он мертв?
– шепотом спросил я.
Будто отвечая мне, незнакомец пошевелил рукой, беззвучно открыл и закрыл рот, а затем обугленное лицо его перекосила гримаса боли.
Я сбегал на речку за водой, и мы обмыли тело незнакомца. Это был парень, может, чуть постарше меня. Мы смочили его ожоги крепким чаем, а к самым сильным - на лице и руках - приложили чайные листья, затем из ящиков и досок соорудили кровать и перенесли на нее больного.
* * *
Моим обожженным ладоням тоже досталось немало чая, и оттого, наверное, они почти не болели. Только большой и указательный пальцы левой руки пришлось перевязать.
Обгоревший парень остался на попечении матери, а мы с отцом, взяв по ведру, отправились за водой, но сначала завернули на место недавнего пожара.
– Неужели это был метеор?
– спросил я у отца.
– А мне прежде казалось, что метеоры падают только по ночам.
– Ты над этим прежде никогда не задумывался, иначе бы понял, что ни день, ни ночь не имеют никакого отношения к метеорам, - заметил отец.
– А кстати, метеор, по-твоему, - верное слово?
– Забавно, что метеор попал как раз в парня, - сказал я, решив обмозговать последний вопрос отца на досуге.
– Странно, а не забавно, более подходящее слово для произошедшего, - поправил меня отец.
– И совершенно непонятно, откуда взялся парень.
Я оглядел горизонт. Действительно, вряд ли кто-либо смог бы добраться сюда пешком. Так откуда же появился пострадавший парнишка? Не с неба же он, в самом деле, свалился и не из-под земли вылез?!
– Наверное, парень прилетел к нам, сидя верхом на метеоре.
– Эта идея меня рассмешила, и я искоса посмотрел на отца, но он даже не улыбнулся.
– Вон оттуда распространился огонь, - сказал он, когда мы с ним, шагая по выжженной траве, подошли к темной куче.
– По-моему, следует отослать остатки метеора в музей, - предложил я.
– Ведь почти все метеоры полностью сгорают в полете.
Отец пнул бесформенную кучу перед собой, из-под его ноги на секунду вырвалось пламя.
– Все еще горячий, - сказал отец и, присев на корточки, швырнул камень в кучу. Куча отозвалась гулким звоном.
– Металл!
– Брови отца поползли вверх.
– И, похоже, пустотелая конструкция!
В душе моей зашевелился страх.
– Эта штука была... рукотворной!
– вскричал я.
– И наверняка парень сидел внутри нее! Но как такое возможно? И какие силы подняли эту штуку высоко в небо?
– Пойду за водой, - проговорил отец, поднимая оба ведра.
– А ты будь поаккуратнее, не получи еще ожогов.
Найдя неподалеку палку, я принялся ковырять ею пепел вокруг почерневших от жара осколков металлической конструкции.
– Подумать только, упал с неба, точно метеор!
– громко сказал я.