Жажду — дайте воды
Шрифт:
— В какую еще ловушку? — она побледнела. — Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего особенного. У каждого своя голова на плечах.
Я попросил Шуру не приходить ко мне минимум дня три. Попробую выспаться.
Сходил к парикмахеру: кудри замучили и усики мои распушились, надо привести себя в порядок.
Пять дней уже, как я в госпитале. И чувствую себя почти совсем здоровым, голос восстановился полностью, слух тоже. Только левое ухо чуть побаливает.
Контузия
— Контузия длится месяцами, — говорит она.
Не понимаю, зачем ей надо, чтобы я лежал в госпитале месяцы. Здесь, конечно, хорошо. Сплю на кровати, и пища сносная. Даже оказалось, что есть и библиотека. Больше того, среди книг я увидел «Страну Наири» Чаренца в русском переводе. Мгновение я смотрел на эту книгу как ошалелый, глазам своим не верил. Попробуй в Армении ее отыщи, а тут вдруг!..
Библиотекарша заметила мое удивление.
— Вы армянин, товарищ младший лейтенант?
— Армянин.
— И Чаренц тоже армянин. Прекрасный писатель. Я прочла книгу. Счастливые вы, армяне: народ небольшой, а какого писателя имеете! Чаренц небось тоже сейчас на фронте, не так ли?
Я не знал, что ей сказать, но потом нашелся.
— Да, — говорю, — Чаренц тоже на фронте. Он тоже воюет с фашизмом… Дайте мне эту книгу, если можно…
— Конечно, можно…
Я прижал «Страну Наири» к груди и пошел искать уголок поукромней.
Настроение у меня что надо. И у ребят тоже. А все оттого, что наши войска ведут успешные бои на Северном Кавказе. Наступление немецких войск там приостановлено. И сейчас их отбрасывают все дальше и дальше от предгорий Кавказа. Баку гитлеровцам не видать как своих ушей, а стянутые к Карсу турецкие войска теперь не решились бы и к Ахуряну подойти, что у самой границы.
Сталинград стал легендой. Вот уж сколько месяцев держится. Рассеченный надвое, он упорно противостоит фашистам. В городе идут бои буквально за каждый переулок, за каждый дом. Один этаж в доме занят нашими, а другой — гитлеровцами. Говорили ведь, что Волга станет могилой фашистов. Истинно так.
Сталинград вселяет в нас веру, дает нам силы. Сталинград врачует наши раны и здесь, на далеком северо-западе.
Однако где же это наши союзники? Обещали ведь открыть в Европе второй фронт против гитлеровской Германии. Уже полтора года мы один на один воюем. Почему же не создается так называемый второй фронт? Какие же это союзники?
Шура принесла мне лекарства. Я читал книгу; притворился, что не вижу ее. Она чуть постояла и вышла. Я обманул медсестру, сказал, что мне надо на почту, и под этим предлогом выпросил часа на два свою одежду. При этом ласково подмигнул ей. Она смутилась, залилась краской и, поверив мне, принесла мои
Сегодня двадцать седьмое декабря. Завтра мне исполнится девятнадцать лет.
Тяжелый снег, трудная зима.
Немного прошел пешком, но скоро меня нагнал попутный грузовик, и я забрался в кузов.
Вот так чертовщина! В кузове вместе с шестью-семью другими солдатами сидят Шура и майор.
— А, молодой человек, смотрите-ка, снова встретились! Куда же это вы направляетесь? — не без иронии спросил майор.
— На фронт, куда же еще?..
— Я вот тоже получил новое назначение. Направляюсь к месту службы. Ну, что скажете?
А что я должен был сказать? Шура сидит какая-то сама не своя: головы не поднимает, меня словно и не видит. Я тоже стараюсь смотреть в другую сторону. Очень-то они мне нужны: она и ее майор, получивший новое назначение.
Завтра день моего рождения. Прекрасно, что я не потерял слух, что убежал из госпиталя и что вот сейчас такая сухая зима, приятный легкий морозец и вшей на мне нет.
А майор ничего себе — человек, видать, веселый.
— Эх, парень, вряд ли ты разыщешь свой полк. Он небось давно уже перебрался в неизвестном направлении…
— Разыщу, — сказал я уверенно. — Для меня нет ничего невозможного, неизвестного!..
Дорога проходит замерзшим болотом. Едем по деревянному бревенчатому настилу. То одно, то другое бревно время от времени подскакивает под колесами. Я не гляжу в сторону Шуры. Мне во что бы то ни стало надо добраться до своего наблюдательного пункта. Неужели я и правда не найду своих, как говорит этот майор?..
А майор-то старик! Бедная Шура. Я терпеть не могу старости.
Машина остановилась, нужно было воды набрать. Метрах в трехстах от нас опушка леса. На верхушке одного из деревьев сидит большая черная птица. Спрашиваю, не орел ли…
— Здесь тебе не Кавказ, — говорит майор. — К тому же орлы на деревья не садятся. Это тетерев.
— А мясо у него съедобное?
— В наших условиях — просто деликатесное.
Я попросил у одного из солдат винтовку и прицелился.
Майор ехидно хмыкнул:
— Сейчас в клочья разнесет.
Я попросил не мешать, но майор не унимался.
— Сейчас попадет в мягкое место. Сейчас…
Я выстрелил. Птица взметнулась вверх, но затем, покачиваясь, полетела на землю. Один из солдат соскочил с грузовика и сбегал за добычей.
Машина тронулась. Тетерев мой был еще теплый. По черным крыльям белый опоясок, голова, как у курицы, только без гребешка. Весу в нем килограмма полтора, не меньше. Я очень рад неожиданной добыче. Шура тоже. Она погладила тетерева.