Жбанов Владимир Рыжий
Шрифт:
Спустя пару часов, придя в себя, Рыжий опять вернулся к фотографиям. Он аккуратно сложил их, жадно рассматривая каждую. «Да, это она, она, единственная. Если бы я хоть краешком губ мог поцеловать её волосы!»
Он взялся за глину. Работал быстро, не замечая времени. Он видел перед собой Риту. Отступал на расстояние от станка, сбивая стулья и отшвыривая попадающиеся под руку предметы. Набрасывал глину на каркас. Он уже видел будущий портрет. Спешил, словно боясь, что кто-то или что-то помешает его замыслу. Не заметил, как пролетели шесть часов. Сел, закурил. Потом, наклонив голову, стал пристально разглядывать свою работу. Вдруг метнулся к портрету и всей ладонью сорвал глиняную маску лица. «Нет,
Утром Рыжий набрал телефонный номер:
— Алло, Валентин? Это Сергей, ну, художник. Помнишь? Здравствуй!
— А, привет, как наш вопрос? Двигается дело?
— Да, всё нормально, но только... — Рыжий заметил, что всё это время почему- то не дышал. Вздохнул и спокойно продолжил: — Понимаешь, специфика заставляет пообщаться с моделью в непринужденной обстановке. Ты можешь устроить мне встречу? Ну, скажем, в кафе или в театре. Мне необходимо понаблюдать за ней.
— О’кей, я подумаю. Ты часто в мастерской?
— Ну да, каждый день.
— Я сообщу, а теперь извини, работа.
В трубке раздались короткие гудки.
Рыжий был недоволен разговором. Этот короткий пренебрежительный ответ. Угрюмо поплёлся в мастерскую. Уныние, тоска и безысходность давили.
«Это всё водка, — думал он про себя. — Все эти шкуры, пьянки, запои. Нет, ну его к лешему. Вот соберусь и начну работать». Он вошёл в свою мастерскую. Пахнуло чем-то близким, родным. Другого такого запаха не было нигде. «И не так уж всё плохо», — оглядев всю мастерскую, подумал Рыжий. На него смотрели его работы, созданные за годы. «Как быстро летит время, но они живут и их так много. А вон тот портрет я сделал, когда мне было 20». Слеза навернулась на глаза... Присел. Налил стопку и стал вспоминать, как ещё студентом бегал за артистками-студентками. Как сделал портрет одной красавицы и выиграл тогда студенческий конкурс. Приз был — поездка в Москву. Как здорово тогда жилось, весело. А потом этот ранний, не нужный никому брак. Из-под вороха давно забытых и никчемных бумаг он вытащил большой толстый альбом, начал перелистывать. Это была его жизнь — друзья, знакомые, родственники, его собственные портреты. «И не лень же было мне в своё время сидеть часами в ванной комнате, заклеив пластырем выключатель, чтобы никто не включил свет, и печатать снимки. Как приятно было видеть, как на белой бумаге начинают появляться очертания, а потом и всё изображение целиком. Именно этот процесс доставлял мне самое большое удовольствие. А вот Володька Свинарёв. Классный был живописец. Мы с ним по осени хрен ездили копать в выселенные под снос частные секторы. А теперь вот этюд от него остался. Глупая смерть. Врезались ночью в стоящую «Колхиду». Он — насмерть, дружок — насмерть, а водила — тот жив остался. Синяками отделался. А ведь тоже пьян был. Оправдали, сделали психом, «афган» прошёл, понимаешь»...
Рыжий налил ещё стопку и вдруг осознал, что всё это время он говорил вслух. «М-да, заговариваться стал», — с грустью подумал Рыжий и «хлопнул» водочки. Занюхал валяющейся тут же апельсиновой коркой.
В дверь постучали. Рыжий лениво поднялся, хромая почему-то, словно ногу отсидел, подошёл и открыл. К его удивлению, на пороге стоял Валентин.
— Привет. Я тут мимо ехал, вот и заскочил.
— Ну да, проходите, — Рыжему было неловко за свой вид и беспорядок в мастерской.
— Знаешь, — с ходу начал Валентин, — я решил дать тебе телефон Марго.
— Да, но как я сам позвоню и что скажу, — проглотив комок в горле, вдруг оторопев, спросил Рыжий.
— Да всё просто, мы с ней говорили.
— Спасибо, Валентин, а когда я могу ей звонить, когда это будет удобно, тебе же лучше знать?
— Лучше, конечно, вечерком. Ну, всё, тороплюсь, дела. Бизнес тоньше, чем Восток, — сказал Валентин на прощанье и пошёл к выходу, потом внезапно остановился, поднял палец кверху. — Да, лучше пригласи её в кафе, я знаю, она любит спокойные кафе и тихую музыку. Там ты лучше её увидишь. Сколько я тебе давал аванс? Думаю, что ты уже потратился, — сказал он и, лукаво улыбаясь, вынул портмоне. — Я думаю, пару сотен вам хватит. Марго не любит ничего дешёвого.
— Так, это, я... — начал было мямлить Рыжий, но Валентин перебил его:
— Пока, лечу, — и исчез за дверью.
Рыжий ещё пару минут стоял недоумевая. «Чёрт меня возьми. Ах, собака. Да что такое, или я свихнулся, или перебрал до галлюников, но это ведь невозможно. Надо же за свою бабу, вот так. Как же он мне так поверил? Что, добренький такой? Бабки некуда девать? Видит же, чего я стою. А может, я не прав?»
Рыжий подошёл к столу, вылил до последней капли водку, перевернул и слегка потряс бутылку по привычке. Поднял стакан и посмотрел на месиво, оставшееся от портрета. Глаза его были широко открыты. Волосы стояли дыбом. Пожалуй, он давно уже не был в таком состоянии недоумения. Внезапно отворилась незапертая дверь и в неё ввалилась, а не вошла Маринка.
— Хеллоу, маэстро, похмеляешься? — Рыжий, не ожидавший визита, кивнул головой и спокойно выпил всё до конца. Потом достал сигаретку, закурил, выпустил в потолок дым и, сделав паузу, ответил:
— Ну-с, мадам, я слушаю.
— Это я тебя слушаю, — сжав губки и подняв бровь, принимая угрожающий вид, строго спросила Маринка. — Что я тебе, шлюха какая-то, чего ты меня всем подсовываешь. Видишь в этом какое-то удовольствие?
— Да брось ты. Шлюха ты и есть. И не открывай рот — я не лучше тебя. Мы и вместе потому, что живём в этом разврате и грязи. Тут вот мне аванс дали, сгоняй- ка лучше в обменник, а потом возьми водки и «Астры», себе можешь «Элэмчи- ку», но имей в виду — поэкономнее.
— Ой, Рыженький, ты чудо, это тебе за ту покойницу бабки дали?
— Заткнись, дура, ты что? Она живая.
— Ой, прости, я ведь привыкла, что ты всё жмуриков делаешь.
Маринка присела на колени Рыжему, высоко задрав и без того короткую юбку. Обняла и укрыла его лицо своими крашеными волосами. Она попыталась поцеловать его в губы, но Рыжий вырвался из объятий.
— Всё, всё потом, сгоняй сначала, а я тут приберусь.
— Ну вот, всегда так, — с обидой высказалась Маринка и пошла к выходу.
Рыжий убирал со стола и невольно представлял предстоящую встречу с Ритой.
Так сильно он волновался, пожалуй, лишь в ранней юности, когда впервые влюбился и сходил с ума от чувств, переполнявших его.
— Завтра же, непременно завтра позвоню ей, — уверенно сказал он самому себе, — главное сегодня не перебрать.
Маринка появилась вскоре, держа в руках красивый пакет.
— Ты знаешь, в магазине какой-то козёл порвал мне колготки своим портфелем. Пришлось новые купить, ты не возражаешь? — вопросительно взглянув на Рыжего, она подняла юбку. — Тебе нравится, правда сексуальные, с кружевами?
— Да ладно, давай пакет. — Рыжий извлёк бутылку.
— Наша, кристалловская, это хорошо. Так, закуска «Минская», хлебушек, ми- нералочка, — радовался он, вынимая содержимое из пакета. — Кое-кто дешевого не любит, а мы любим, потому что берём, что можем, да, Маринка?
Маринка рассматривала всё это время колготки, крутясь у зеркала и удерживая на груди задранную юбку.
— Да, да, дорогой, что можем, то и имеем.
Внезапно она подскочила к столу, схватила уже налитую Рыжим стопку.