Напряженно трудясь день и ночь,Проверяют себя патриоты:«Чем мы фронту сумели помочь –Славной армии нашей и флоту?»В нашей грозной священной войнеНет различья меж фронтом и тылом.То, что делал ты, делай вдвойнеС неустанным стараньем и пылом.Сталевар, тракторист, продавец,Врач и техник, швея и ученый, –Каждый нынче народный боецОбщей армии многомильонной.Все мы, каждый на месте своем,Побеждать помогаем героям,Все мы сводку победы куем,Все могилу для недруга роем.Каждый день, каждый час, каждый мигТы цени, не теряй его даром.Пусть твой труд помогает, как штык,Боевым, смертоносным
ударом.Как боец, не жалеючи сил,Будь всегда начеку и на месте,Чтобы труд твой воистину былДелом доблести, славы и чести.Как боец, как герой-патриотБудь на службе, в семье, на заводе, –Ведь победа сама не придет –Труд геройский к победе приводит!
Севастополь
Восстань из пепла, Севастополь,Герой, прославленный навек!Твой каждый уцелевший топольВзлелеет русский человек.Те камни, где ступал Нахимов,Нам стали дороги вдвойне,Когда мы, нашей кровью вымыв,Вернули их родной стране.Израненный, но величавый,Войдешь ты в летопись веков –Бессмертный город нашей славы,Святыня русских моряков.И наши дети внукам нашимРасскажут в бухте голубой,Как гордо ты стоял на страже,Прикрывши Родину собой!
Арсений Тарковский (1907–1989)
«Стояла батарея за этим вот холмом…»
Стояла батарея за этим вот холмом,Нам ничего не слышно, а здесь остался гром.Под этим снегом трупы еще лежат вокруг,И в воздухе морозном остались взмахи рук.Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают.Сегодня снова, снова убитые встают.Сейчас они услышат, как снегири поют.
«Немецкий автоматчик подстрелит на дороге…»
Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка,Но все равно мне будет на этом фронте крышка.И буду я разутый, без имени и славы кровавый.
Проводы
Вытрет губы, наденет шинельИ, не глядя, жену поцелует.А на улице ветер лютует,Он из сердца повыдует хмель.И потянется в город обоз,Не добудешь ста грамм по дороге,Только ветер бросается в ногиИ глаза обжигает до слез.Был колхозником – станешь бойцом.Пусть о родине, вольной и древней,Мало песен сложили в деревне –Выйдешь в поле, и дело с концом.А на выезде плачет жена,Причитая и руки ломая,Словно черные кони МамаяГде-то близко, как в те времена,Мчатся, снежную пыль подымая,Ветер бьет, и звенят стремена.
Земля
За то, что на свете я жил неумело,За то, что не кривдой служил я тебе,За то, что имел небессмертное тело,Я дивной твоей сопричастен судьбе.К тебе, истомившись, потянутся рукиС такой наболевшей любовью обнять,Я снова пойду за Великие Луки,Чтоб снова мне крестные муки принять.И грязь на дорогах твоих несладима,И тощая глина твоя солона.Слезами солдатскими будешь хранимаИ вдовьей смертельною скорбью сильна.
«Хорошо мне в теплушке…»
Хорошо мне в теплушке,Тут бы век вековать, –Сумка вместо подушки,И на дождь наплевать.Мне бы ехать с бойцами,Грызть бы мне сухари,Петь да спать бы ночамиОт зари до зари,У вокзалов разбитыхБрать крутой кипяток –Бездомовный напиток –В жестяной котелок.Мне б из этого раяНикуда не глядеть,С темнотой засыпая,Ничего не хотеть –Ни дороги попятной,Разоренной войной,Ни туда, ни обратно,Ни на фронт, ни домой, –Но торопит, рыдая,Песня стольких разлук,Жизнь моя кочевая,Твой скрежещущий стук.
Полевой госпиталь
Стол повернули к свету. Я лежалВниз головой, как мясо на весах,Душа моя на нитке колотилась,И видел я себя со стороны:Я без довесков был уравновешенБазарной жирной гирей.Это былоПосередине снежного щита,Щербатого по западному краю,В кругу незамерзающих болот,Деревьев с перебитыми ногамиИ железнодорожных полустанковС расколотыми черепами, черныхОт снежных шапок, то двойных, а тоТройных.В тот день остановилось время,Не шли часы, и души поездовПо насыпям не пролетали большеБез фонарей, на серых ластах пара,И ни вороньих свадеб, ни метелей,Ни оттепелей не было в том лимбе,Где я лежал в позоре, в наготе,В крови своей, вне поля тяготеньяГрядущего.Но сдвинулся и на оси пошелПо кругу щит слепительного снега,И низко у меня над головойСемерка самолетов развернулась,И марля, как древесная кора,На теле затвердела, и бежалаЧужая кровь из колбы в жилы мне,И я дышал, как рыба на песке,Глотая твердый, слюдяной, земной,Холодный и благословенный воздух.Мне губы обметало, и ещеМеня поили с ложки, и ещеНе мог я вспомнить, как меня зовут,Но ожил у меня на языкеСловарь царя Давида.А потомИ снег сошел, и ранняя веснаНа цыпочки привстала и деревьяОкутала своим платком зеленым.
«Смятенье смутное мне приносят…»
Смятенье смутное мне приносятГорькие веянья весны.О, как томятся и воли просятМои мучительные сны!Всю ночь напролет голоса убитыхПлача упрашивают из земли:– Помни кровь на конских копытах.Помни наши лица в пыли.Мы не запашем земли восточной,Глина лежит на глазах у нас,Кто нас омоет водой проточной,Кто нас оденет в твой светлый час?Только и властны над сонным слухом,Если покажешь нам путь назад,Мы прилетим тополевым пухом,Как беспокойные сны летят.
Полька
Все не спит палата госпитальнаяРадио не выключай – и только.Тренькающая да беспечальнаяРаненым пришлась по вкусу полька.Наплевать, что ночь стоит за шторами,Что повязка на культе промокла,Дребезжащий репродуктор шпорамиБьет без удержу в дверные стекла.Наплевать на уговоры нянины,Только б свет оставила в палате.И ногой здоровой каждый раненыйБарабанит польку на кровати.
Иванова ива
Иван до войны проходил у ручья,Где выросла ива неведомо чья.Не знали, зачем на ручей налегла,А это Иванова ива была.В своей плащ-палатке, убитый в бою,Иван возвратился под иву свою.Иванова ива,Иванова ива,Как белая лодка, плывет по ручью.
Суббота, 21 июня
Пусть роют щели хоть под воскресенье.В моих руках надежда на спасенье.Как я хотел вернуться в до-войны,Предупредить, кого убить должны.Мне вон тому сказать необходимо:«Иди сюда, и смерть промчится мимо».Я знаю час, когда начнут войну,Кто выживет, и кто умрет в плену,И кто из нас окажется героем,И кто расстрелян будет перед строем,И сам я видел вражеских солдат,Уже заполонивших Сталинград,И видел я, как русская пехотаШтурмует Бранденбургские ворота.Что до врага, то все известно мне,Как ни одной разведке на войне.Я говорю – не слушают, не слышат,Несут цветы, субботним ветром дышат,Уходят, пропусков не выдают,В домашний возвращаются уют.И я уже не помню сам, откудаПришел сюда и что случилось чудо.Я все забыл. В окне еще светло,И накрест не заклеено стекло.