Жека
Шрифт:
Жека взял у секретарши направление на практику, дома сунул в карман паспорт, фотографии 3 на 4, и пошёл по городу, по отделам кадров. Обошёл все профильные предприятия, где используются холодильники, однако нигде практиканты или не требовались, или их уже приняли. Гормолзавод, Мясокомбинат, Трест столовых и ресторанов, Союзпродторг — где только Жека не был, везде получал от ворот поворот. На поиск практики дали три дня, и он уже почти полностью их исходил. Хотел плюнуть, и пойти на металлургический завод слесарем, как намекнул директор технаря, но уже на исходе рабочего дня Жека зашёл в кондитерскую фабрику, и там его согласились принять. Но только слесарем пищевого оборудования.
— У нас нет специальности «механик по ремонту холодильного оборудования» — развёл
Директор встал, заложил руки за спину, сделал несколько шагов по кабинету, как-будто раздумывая о чём-то.
— Мы собираемся на хозрасчёт переходить. Хотим оборудование итальянское покупать для новых линий. Так что нам грамотные люди нужны как воздух. Закончишь учиться — с дипломом всегда возьму. Сначала бригадиром, потом и заместителем механика можно. А там и до института недалеко. Так что перспективы есть. Как себя покажешь.
Ну хоть так... Жека пошёл в отдел кадров, написал заявление на приём, и попросил справку в технарь, что устроен на работу слесарем-ремонтником. Сделали пропуск, фотографии пригодились, одну на личное дело, одну на пропуск наклеили. Получил спецодежду, ботинки, отнёс в раздевалку, сопровождаемый механиком. Потом пошёл домой. Всё заняло пару часов. С завтрашнего дня начиналась практика. Мечта матери сбылась. Он пойдёт работать в место, где делают дефицитные продукты.
Вечером погулял по району со Светкой, посидели на лавочке в новом сквере, купив пломбир по 24 копейки. Потом позависали в подъезде, курили, обнимались и сосались, шепча друг другу всякие милости, и хихикая над ними же. Поздно вечером разошлись. Жека шёл домой, и чуял — жизнь меняется. И то верно — эта практика изменила его жизнь. Все его жизненные ориентиры.
Первая же рабочая смена началась с пьянки. Не успел зайти в раздевалку, как рабочие предложили выпить фруктовой эссенции, в просторечии «гомыры». И Жека понял, что попал. Оказалось, в кондитерской фабрики этой гомыры вагон и маленькая тележка, а стоит она везде чуть ли не бочками. Гомыра имела лютую смесь из спирта и душистых эфирных масел. Имела различные фруктовые ароматы, и служила для обогащения карамели вкусом и запахом. Представьте себе жидкость, шибающая в нос запахом, в тысячу раз превышающим например, запах яблока? В сущности, это был одеколон, только пищевой. Естественно, гомыру просто так пить было нельзя — от эфирных масел в такой концентрации можно отравиться. Работяги её «отводили». В каждой мастерской была специальная стеклянная воронка, сделанная из бутылки-чебурашки, тщательно отрезанной по донышку. Воронку ставили над какой-либо ёмкостью, зажимали горлышко пальцем, наполовину наливали гомыру, потом добавляли воду и размешивали. Естественно, масла, как более лёгкие, всплывали наверх. Спирт с водой оставался внизу. Его сливали, оставляли «хвосты» с маслами, которые выкидывали. Получившаяся смесь спирта и воды была противного белёсого цвета, как разведённый одеколон, который пили алкаши, и сильно воняла фруктовыми ароматами, но на это не обращали внимание. Пили только в путь. Правда, почему-то не рисковали употреблять мятную гомыру. Говорили, от неё сердце может остановиться.
Пили каждый день. Пили и утром, и до обеда, и после обеда, и перед тем, как идти домой. При этом как-то умудрялись работать. Вот и сейчас... Не успел Жека с опаской и недоверием зайти в мойку, как работяги уже разводили гомыру. Увидев Жеку, заржали.
— Во! Студент пришёл! На! Пей давай! За знакомство! Тя как звать-то?
Налили половину гранёного стакана. Жека поболтал белёсую жидкость, с подозрением понюхал. Яблочный запах шибал в нос. Но ладно. Пришлось пить. Пошла конечно туго. Сильно резкая, и дерёт горло.
— Хахаха! — загудели работяги. — Туго пошла! С непривычки! На водичкой заполируй!
Жеке
— Ни шоколад, ни шоколадных конфет мы тут не делаем, — сказал механик, старясь не наступать в лужи на разбитом асфальте. — Основной цех — карамельный. Он главный объём продукции даёт. Есть ещё ирисный, дражевой цех, зефирный цех, мармеладный цех, газцех и закваска. Там квас делаем. Но только летом, сейчас ещё не запустили — холодно.
Карамельный цех, как и говорил механик, был самым большим. Две линии. В варочных помещениях варили патоку и начинку. Потом машиной патоку растягивали в тоненькую трубочку с насечками по краям, наполняли её горячей начинкой, рубили на маленькие части и охлаждали. Потом так же машиной заворачивали в этикетки, и ссыпали в картонные коробки. Вот и весь принцип производства карамели.
В зефирном цехе Жека удивился, увидев огромные деревянные бочки, наполненные яйцами. Их тут были тысячи! В других бочках лежали яичные белки, в следующих яблоки.
— Зефир варят из яблочного пюре и яичного белка, — объяснил механик. — Они сюда прямиком с совхозов идут.
Жека зефир пробовал только два раза в жизни. Он был абсолютным дефицитом. А пробовал ещё ребёнком, когда в новогодние подарки клали по половинке шоколадной зефирушки. Тут же его стояли тонны, только не шоколадного, а простого, белого, ванильного. При этом в магазинах зефира никогда не было. То же самое касалось и мармелада. Жека смотрел на картонные коробки с готовым мармеладом, заполняющие склад, и думал — куда это всё девается?
— Скажу сразу — не вздумай воровать. У нас золотое правило — на работе ешь сколько хочешь, никто и слова не скажет, но домой даже ни-ни, — механик показал на проходную. — На проходной милиция стоит. Если подозрение будет, сразу обыщут. Не забывай — это народная, социалистическая собственность, на срок намотаешься запросто.
Однако в конце дня Жека убедился — воровали все, кому ни лень. И всё, что плохо лежит. Вот тебе и социалистическая собственность... Мужики брали совсем по немножку, грамм по двести. В основном карамель. Ссыпали в маленькие кулёчки. У каждого в трусах внутри было пришито нечто вроде кармана. Туда и совали. Со стороны не видно, да и при обыске никто по яйцам лазить не будет.
— Зря смеёшься, студент, — заявил Санёк, бывший афганец, всегда ходивший в тельняшке. — Курочка по зёрнышку. Каждый день по-маленьку таскай, не борзей, и за месяц знаешь, сколько получится?
— Но... Зачем? — удивился Жека. — Куда столько конфет?
— Затем! Тырь натыренное, грабь награбленное — знаешь такую пословицу? На бартер обменяешь на толкучке.
В мойке душа не было, стоял лишь рукомойник, да и то вода лишь холодная. Как назло, днём пришлось ковыряться со сломанным редуктором в дражевом цехе, и порядком испачкать руки в смазке. И керосином тёр, и ветошью. Потом мыл холодной водой с хозяйственным мылом, но сильно не помогло — ладони отмылись лишь частично, чему Жека, в принципе, был и рад. Шёл с работы, и ощущал себя истинным рабочим человеком, работающим на благо страны. Даже гордился. На проходной действительно, стояли двое мусоров, и внимательно осматривали проходящих. Но где тут всех осмотришь, когда столько народу идёт сразу, да и постоянно надо машины пропускать, открывая ворота. Осматривать и машины надо , проверяя накладные — что ввозят, что вывозят. Частенько случалось, что и пропуск-то показывать некому было — на проходной никого не было. Однако работяги всё равно не рисковали никогда, больше маленького кулёчка никогда не выносили за раз. Кража социалистической собственности считалась серьёзным преступлением.