Жека
Шрифт:
Вечером пошли погулять с Серым на район. На лавке сидел грустный Клаус.
— Ты чё? — удивился Жека. — Чё пригорюнился?
— Повестка пришла. В армию меня забирают, — грустно заявил Клаус и закурил. — Неохота конечно... Ладно бы осень, а то весна... Сейчас тёлки в мини юбках будут ходить, речка, пляж, то да сё.
— Отмазываться не будешь? — закуривая, спросил Жека. — Говорят, вроде штуку стоит, если военкому давать.
— Да ну, ты чё, Жекич, — отрицательно качнул головой Клаус. — Батя из дома выгонит, если не отслужу. Он же коммунист. Идейный. Против перестройки даже. Пойду, оттопчу сапоги два года. Послезавтра проводы. Приходите ко мне, пацаны, чё... Гульнём напоследок, предки разрешили.
— Чё, всех позовёшь? — удивился Серый. — Там же толпа соберётся.
— Не, не, ты чё, Серый, у меня места не хватит, — забеспокоился Клаус. — Вас только, Ну Михана ещё и Митяя. И девок. У меня предки упадут, если вся шобла завалится. С пацанами вечером зависнем в беседке. Там и покуралесим.
Совсем уже поздно Жека зашёл к Сахарихе. Вышли на улицу, сели на лавочку. Светка одета как всегда, в спортивку, только на ногах домашние тапочки, чем сразу намекнула, что идти никуда не хочет. Розовые девичьи пятки, торчащие из них, нелепо смотрелись в апреле. Она зябко ёжилась, и загадочно молчала, скрестив руки на груди, и закинув нога на ногу. Постоянно зевала, закрывая красивый рот тонким кулачком. Видно, то ли устала, то ли спала. Но всё-таки пошла посидеть. Не отказала. Однако Жека уже знал, что в этом состоянии к ней лучше не лезть — пусть всё идёт как идёт.
— Чё, Клаус в армию уходит? — вдруг спросила она, покачивая ногой. Тапок соскользнул и повис на пальцах ноги. Жека смотрел, и гадал — упадёт или нет. Не упал. Светка чуть подняла ногу, и вернула его на место.
— Уходит, — откликнулся Жека. — Нас на висячку позвал. Послезавтра.
— У него? Дома?
— Ну. Сказал, чтоб к семи вечера подгребали.
— Большая толпа будет? — Сахариха сунула Жеке руку под локоть, придвинулась, и склонила голову ему на плечо.
— Да не. Только наши. Тебя, Пущу позвал. Сказал чтоб приходили. Передай ей.
— Ладно...
— Давайте на той лавке, к полседьмому подгребайте. И мы с пацанами. Вместе пойдём.
Светка кивнула головой, встала, потянулась, и замерла, засунув руки в карманы олимпийки.
— Ну я пойду? Поздно уже.
— Ага. Иди, малыш.
Светка в шутку помахала рукой, показала язык, и побежала в подъезд, сверкая розовыми пятками.
На следующий день Жека утром пить гомыру не стал, решительно отказавшись. Ну нафиг, отходилось прошлый раз плохо. На пятиминутке механик обрадовал — будут давать отоварку. Сливочное масло, по килограмму в руки. Хорошо что Жека взял рупь на обед, и пятак на всякий пожарный — хотел к бабкам на вокзал за сигаретами зайти. И оказалось, повезло. Масла давно уже не было в магазинах. Жека забыл и вкус его. А тут целый килограмм! Мамка обрадуется. Вот тебе и долгожданный дефицит.
— Но там большие бруски, по двадцать килограммов, надо нарезать по килограмму, кого вот послать только... — механик обвёл глазами работяг, и оживился, увидев Жеку. — Женя, иди сейчас к Алёне, в фирменный, она тебе скажет что делать. Поможешь ей.
Фирменный магазин был рядом со слесаркой. Вернее, его чёрный ход, для подтаскивания товара. Жека сразу после пятиминутки подошёл, и увидел симпатичную молодую женщину, лет двадцати пяти, в белом халате и кружевном чепчике. «А тёлка-то в самом соку» — подумал Жека, глядя на пышные груди, приподнимающие халат, пухлые яркие губы, огромные красивые глаза, подведённые синим. Она с интересом посмотрела на парня, слегка улыбнувшись, и ожидая, что он скажет.
— Да меня вот... В помощь послали... — неловко сказал Жека, стараясь не смотреть на груди. Светка заметила его смущение, и ещё шире улыбнулась.
— А... Так ты студентик в помощь. Ну, ну... сейчас посмотрим на тебя! — подойдя к Жеке, пощупала его бицепс,
— О! Ничё себе! Как железо! Ты чё, спортсмен? И такой молоденький!
— Да так, маленько... На турнике подтягиваюсь... — скромно признался Жека. — Чё делать-то?
А делать всё легко и просто. Правда, работа требовала силы. Притащить масло из холодильника, шесть брусков по 20 килограммов, и нарезать их по килограмму. Взяли тележку, накладную, подписанную директором, позвали мусора с проходной и пошли. По пути завернули в каморку к кладовщику, Вере Николаевне, низкорослой пожилой женщине в синем халате и мохеровом берете. Холодильник находился в центре завода. Небольшое помещение, закрытое на громадный висячий замок. Вера Николаевна отворила дверь, вошла, включила свет, и махнула рукой, призывая заходить. За наружной дверью была ещё одна, обитая железом с теплоизоляцией под ней.
— Масло сразу у входа, слева, на полке. Берите шесть штук, как написано, — махнула рукой Николаевна. — Я не пойду, холодно там, а у меня радикулит. Да сначала мешок пустой положьте, чтоб грязь не прилипла. Для своих ж резать-то будете.
Жека открыл тяжёлую дверь, закатил тележку, бросил на неё пустые мешки от сахара, грудой лежащие на полу, сложил на них шесть громадных брусков масла, и с трудом вытащил тележку на улицу. Мусор убедился, сверив с накладной, что отпущено правильное количество, и ушёл. Жека как ишак, потащил тележку за собой, в фирменный. Но только рад был этой нагрузке. Всё тренировка.
— Просто так ты масло не нарежешь, хоть и спортсмен! — лукаво краем глаза глянула на него Алёна. — Я в чашку воду горячую налью, а ты туда нож макать будешь. Как нагреется, режь. Я сейчас размечу, как надо. Сначала поперёк режь, по четыре килограмма, потом их разделишь. Я отчерчивать буду. И режь ровно! Без сколов!
Алёна дала Жеке громадный нож, и показала как делать. Сначала сама чертила небольшим ножом по металлической линейке, потом Жека ножом разрезал. Хоть работа и не сказать что простая, но управились быстро, до обеда... Потом пришлось ещё нарезать вощёную бумагу, и заворачивать в неё отрезанные килограммовки масла. Пару раз сделали контрольное взвешивание — нормально. Где чуть больше, где чуть меньше.
— Двадцать граммов можно туда-сюда! — лукаво улыбнулась Алёна, сгребая в целлофановый мешок отломившиеся куски масла. Курочка по зёрнышку...
После работы прибрались и пошли на обед. В столовой Алёнка встала в очередь к знакомым бабам, Жека к своим мужикам. Советская столовая...
Глава 10. Проводы в армию
Своей столовой на фабрике не было — ходили в обычную городскую. Но так как рядом находились лишь предприятия и автобазы, столовая считалась рабочей. И кормили-то довольно сносно. Жека, наслушавшись юмористов по телику о дрянной столовской еде, о серебристом хеке и тухлятине, готовился к худшему, однако оказалось не так. На первое суп гороховый, на второе толчонка с котлетой по-киевски, на косточке. На третье булочка, два куска хлеба, и компот. Всё вместе обошлось в 95 копеек.
— Да это ещё дорого! — уверял Санёк, наворачивая картошку с жареной камбалой. — У меня вообще 54 копейки. Винегрет, манка, и картошка с рыбой. Бери чё попроще, студент, и жрать будешь до пуза!
На удивление Жеки, в столовой продавали лёгкое спиртное. Бутылочное пиво, причём можно было как открыть на кассе открывашкой, так и взять с собой. Но стоило оно конечно, дорого, со столовской наценкой, 50 копеек без стоимости посуды, и 70 копеек на вынос, с бутылкой. Стакан портвейна стоил два рубля. Брал его кто или не брал? Такое ощущение, что бутылку как откупорили, срезав пластик, так и не наливали из неё. А пиво всё-таки брали, в основном, страждущие.