Жека
Шрифт:
— Чё?
— Уууу.... Злюка! — Жека пальцами изобразил рога над головой, и как будто попытался забодать недовольно замершую Сахариху, скрестившую руки на груди и отставившую ногу. Потом схватил её под мышками и стал шекотить.
— Женькаааа! Не надо!!!! — завизжала Сахариха, попыталась увернуться, но Жека обхватил её сзади сильными руками, прижался к светлым пушистым волосам, поцеловал в нежную щеку. Потом запустил руку под наполовину расстёгнутую олимпийку, чуть сжал упругую грудь, провёл пальцами по мягкому соску. Сахариха вздохнула, повернула голову, и поцеловала Жеку
— Ну ты ещё сплюнь! — рассмеялся Жека, пытаясь притянуть её снова, но Сахариха ловко выскользнула из руки Жеки, сделав попытку пнуть его.
— Щас получишь, ты!
— Ладно... Пошли на улицу, на лавочке посидим.
Вышли, завалились на лавку перед подъездом, закурили. По району медленно проехала синяя тонированная девятка, в которой сидели несколько нерусских, внимательно осматривая окрестности. Хотели остановиться у Жеки с Сахарихой, но не стали. Тот, кто сидел спереди, рядом с водителем, гортанно что-то крикнул, и дал знак ехать дальше. Сахариху знали по городу все блатные. И знали, что будет, если на неё наедут.
— Какие-то залётные, — недоумённо сказал Жека, провожая задние огни тачки, и предполагая, что это по их душу.
— Ромка сказал, сегодня на барахолке авторитета крутого грохнули какие-то залётные бандиты. Сейчас ищут.
— А чё они по району-то рысачат? Чё Сахар говорит?
— Сказал чтоб осторожно ходили, ровно. Больше ничего не сказал. А ты Жека, ровно сидишь?
Светка хихикнула, и толкнула Жеку локтем. Он чуть подался, но она тут же рывком придвинулась и снова толкнула. Потом вскочила с лавки, и прыгнула Жеке на колени, опять прижавшись горячим ртом к его губам. Пошли по домам поздно...
Утром оделся, положил в карман рыжьё, деньги, сигареты. Финку брать не стал — мотыляться долго, надоест за день.
— Ты куда? — крикнула мать, когда уже собрался выходить. — За картошкой надо съездить.
— Съезжу, съезжу, — откликнулся Жека, закрывая дверь, потом побежал к Славяну.
Вместе вышли из подъезда, почапали по аллейке, покуривая. Утро. Хорошо... День классный будет.
— Чё, таксон возьмём или как? — спросил Славян. — На автобусе влом тащиться.
— Не... — отказался Жека. — На автобусе неприметнее. В толпе затеряемся. Ты ничего не взял с собой?
— Перо? Не. Ничё.
— Молоток. Правильно. Я тоже не стал. Вдруг мусора шмонать будут.
— Так шмонать будут, и рыжьё найдут, — засмеялся Славян. — Это ж тоже паливо.
— Этого рыжья вагон по стране. У каждого дурака есть, — не согласился Жека. — Сдадим по бырому, и домой. Я себе хочу спортивку ещё купить. Моя никакая уже, да и палёная.
На автовокзале купили билеты на автобус, покурили. Время было ещё, сходили, по беляшу купили. Потом подошёл рычащий и плюющийся чёрным дымом красно-белый междугородний Икарус, сели, показали билеты, и поехали. Жека на автобусах ездил редко, всё на электричках, поэтому с интересом смотрел в окно — пейзаж выглядел незнакомо. На выезде из города проехали через пост ГАИ со стоящими жёлто-синими машинами. Потом потянулись бесконечные поля и леса. Доехали за 40 минут. Автобус зарулил на автобусную станцию, чихнул чёрным дымом и остановился.
Жека тут бывал. Городишко маленький, но шахтёрский, и деньги у людей были, судя по обилию частных машин на улицах. До барахолки совсем недалеко, две остановки на трамвае. Доехали быстро. Сразу же у входа ходили грузины в каракулевых кепках и кожанках с картонными плакатами на шее «Куплю золото».
— А деньги-то есть у них? — засомневался Славян. — Чё-то выглядят так себе.
— Есть, братан, не ссы, — уверил Жека. — Будем косарь просить, на крайняк восемьсот. Но сначала два ломанём. Тут веса много.
Подошли к одному из грузин, пожилому, лет 50-ти, и остановились рядом. Тот сначала делал вид, что не замечает, потом обернулся.
— Чё надо? Калцо обручалны прынос? У нэвэвста украль? Я такое нэ пакупай.
— Да не, не кольцо, дядь, четыре кольца и цепочки. Большие! Пацаны знакомые насобирали, на машину копят, — Жека потряс карманом джинсы. Золото чуть слышно звякнуло.
Грузин оглянулся и тихо буркнул:
— Пашлы. Туда. Кафе пашлы.
Зашли в базарное кафе, а там все места заняты, в основном чёрными. И несколько раскрашенных тёлок там же.
— Пайдом дальш. Далш. Туда!
Грузин указал на дверь за прилавком, открыл её. Жека подошёл и заглянул. Пустое помещение с полками. На полу мешки, деревянные поддоны какие-то.
— Ты нас чё, за лохов держишь? — недовольно нахмурился Жека. — Чё ты нас в какой-то свинарник притащил? Закрыть там что ли хочешь?
Грузин хитро улыбнулся и развёл руками. По всему видать, что хотел развести.
— Пойдом туда! — грузин что-то крикнул на своём, и четверо плечистых парней, сидевших в углу, встали, и освободили место, с ног до головы смерив взглядом пацанов.
— Пашлы! Садыс!
Жека сел, и сразу осторожно вывалил на стол золото. Славян садиться не стал. Сунув руки в карманы олимпийки, остался стоять сзади. И не понятно было, что у него в кармане — то ли ствол, то ли ничего.
Грузин грузно дыша, опустился на стул, достал из кармана лупу, и склонился над золотом, неспешно перебирая его. Потом откинулся на сиденье, вытирая вспотевший лоб большим платком. Жека видел, что взволновался он, и жадность наверняка взыграла.
— Калцо так сыбе. Цэп рваный. Ремонт надо. Писот рублэй. Больш ны дам. Он у вас ровованый.
— Всё, короче, пойдём других искать! — слукавил Жека, делая вид, что хочет подняться, и сгрести золото. — Пацанва за неё три косаря платили, когда брали у ваших в Грузии, а ты нам заливаешь, что пятихатка.
— Тыхо!Тыхо! — чуть не упал со стула грузин. — Ныкаво тут нэт, кто как я платыт! Говоры, сколко хочешь?
— Два косаря давай и расходимся.
— Два косар! Ты дылавой! Сам падумай! Три касар новый стоит! Новый! С тыкэткай! С чэкам! Твой уже ношеный. Он уже полтора стоиль. Так твой калцо царапын ест. Цеп рваный. Нэт! Мынога!