Жека
Шрифт:
— Сахарихе пятнашка в эти выходные будет. Сахар для неё ресторан «Гудок» отснял.
— Пуща сказала?
— Точняк. Чё дарить-то будешь?
— Меня ещё никто не звал, чтоб дарить чё-то, — недовольно буркнул Жека. — Хрен знает, пацаны, чё и как. Ну чё ей надо? Я не знаю. У ней всё есть. Духи французские притаранить? Так у ней их поди пресс. Ну чё ей надо?
— Любовь ей нужна, братан, — Славян встал и положил руку на плечо другана. — Как любой бабе. И внимание.
— Нас тоже ещё не позвали, чё за беспредел! — загудел Митяй. — Я тоже бухануть нахаляву хочу.
—
— Голая что-ли подкатит? — Заржал Митяй.
— Да иди ты! — в ответ заржал Жека. — Ладно. Всем пока. Пойду. Завтра провернём всё зашибись.
Серого ещё не было, когда Жека пришёл домой. Мать с отцом смотрели телевизор, сёстры подбежали, завизжав, обняли — соскучились. Жека подумал, что надо бы купить каких сластей, что ли. Всё как-то недосуг последнее время. Пока раздевался, да туда-сюда по кастрюлям на кухне, дождался, пока батя ушёл курить в туалет, подошёл к матери, протянул ей 50 рублей.
— Мам, тут это... Премию опять дали. Купи малым чё-нибудь.
— Ну... Давай, раз не жалко, — подобрела мать, забрала деньги, пошла в спальню, спрятала под бельё. Она всегда прятала деньги в белье, хотя от кого прятала, хрен его знает — все знали, где они лежат, в том числе и дети. Отец тоже знал, но никогда в жизни не полез бы пропивать семейные деньги. По истинно рабочей, мужицкой привычке, затаривал он себе на месяц четвертак с получки, считая своей законной добычей. Остальное отдавал в семью, и больше не трогал ни копейки.
Перед сном поотжимался, потягал гантели, потренировал ката. Надо куда-то в бойцовскую секцию что-ли записаться, иначе баз спарринга плохо будет. Кажись, пацаны говорили, что сейчас в подростковом клубе «Ровесник» рядом с домом открыли секцию кикбоксинга для любителей.
Утром вторника оделся во что поплоше — предстояло после работы хорошо поработать. Давясь в забитом работягами «ЛиАЗе» Жека думал, когда лучше стырить ящики со склада. И по всему выходило, что времени лучше, чем в обед, не найти — с территории сматывались все без исключения, кроме тех, кто носил еду с собой, но их было мало, да и заняты будут набиванием кишки. Поэтому сегодня придётся остаться без обеда.
А вышло всё на удивление просто, как и всегда. Почти всегда больше думаешь, и мучаешься, что и как, а зачастую всё получается легко и просто. Или наоборот, думаешь, всё просто, а на деле выламываешься сутками.
— Я сёдня без обеда, — как будто невзначай бросил Жека, когда мужики стали собираться в столовую. — Пойду, зефирок возьму, с чаем похаваю.
В зефирном цехе на стеллаже лежал бракованный зефир — не получившийся, мелкий, плоский, половинчатый, и всякий корявый, получавшийся, когда в дозаторы шло мало смеси из-за неисправностей. Такой упаковывать было нельзя — по ГОСТУ он не проходил, и работницы складывали его на специальный стеллаж, где его брали все, кому не лень.
Жека зашёл на склад, убедился, что вокруг никого не слышно, по быстрому отобрал пять коробок зефира, пять мармелада, пять карамели. Сначала всё положил у входа на склад, чтоб не беспалева, потом по быстрому
В этот же день привезли машину сахара. Загнали внутрь склада. Сахар самый дешёвый, тростниковый, что в магазине стоил 78 копеек. Но в производство шёл только такой, подешевле, чтоб снизить издержки. Жеку, как практиканта, конечно же, подпрягли разгружать машину, дав в помощь двух гомырных работяг, уже с утра накидавшихся «Дюшесом». Работники с них, конечно, были никакие, и в очередной раз, когда они побежали похмеляться, Жека прямо со склада унёс мешок сахара. Кое-как, накинув на плечо, дотащил до забора и положил на бок, с тревогой глядя на небо — побежали подозрительные тучки. Как бы дождь не пошёл, тогда весь товар пришёл бы в негодность.
До 3 часов возились с машиной, хорошо хоть ГАЗ-53 приехал, а не длинномерный МАЗ или Колхида. Тогда пришлось бы точно до конца смены таскать. Но и так жопа в мыле. Ещё пришлось в фирменный отвезти на тележке 5 мешков для завтрашней отоварки. К 4 часам закончил, и конца смены дожидался как на иголках. Конец смены в 16-30. Но обычно заканчивали раньше, в это время шли уже через проходную. Жека не торопился. Помыл руки, лицо, переоделся, глянул на часы — почти 5. Слесарку никогда не закрывали — инструмент спрятан по ящикам, да и лазить тут некому.
Жека посмотрел на часы — время. Уже пять часов. Пацаны, по идее, должны сейчас уже с мужиком сгоношиться. Оглядываясь, пробрался в хламные заросли, по ним прошёл до забора. Хотелось курить, но не стал — боялся, что запах паливом будет. Однако ссал напрасно — услышал характерный треск москвичёвского движка, звук тормозов. Потом тихий, но достаточно слышимый свист. Славян.
— Ловите!
— Кидай давай!
Жека быстро отбросил конвейерную ленту, и споро перекидал коробки через забор. Пацаны ни разу не сплоховали — не уронили ничего, всё поймали. Теперь оставалось передать сахар.
— Пацаны, тут мешок сахара ещё есть. Сейчас я подам, принимайте там.
Подам... Весь день таскал мешки, и успел надсадиться. А мешок надо было на вытянутых руках поднять и через забор перевалить, д ещё чтоб о колючку, лежащую на заборе, мешок не порвать. Вот где качалочка и штанги пригодились бы. Гантельками по 5 килограммов так не прокачаться. Но Жека всё же перекинул, всё-таки не дрищ. Пацаны там приняли, и Жека следом сиганул. Прыгнул, уцепился за забор, подтянулся, и сделал сальто в бок, как гимнаст. Даже приземлившись на землю, ради прикола раскинул руки в стороны, и картинно поклонился, как гимнасты, спрыгнув со снаряда.