Жека
Шрифт:
— Давай тыщу сто и расходимся! — словно недовольно покачал головой Жека, как будто признавая правоту грузина.
— Кусок и всо! Болше ны дам! — решительно заявил грузин, и не давая пацанам опомниться, вытащив из внутреннего кармана пачку денег, отсчитал десять сторублёвок, и с грохотом, как вколачивая, положил её на стол.
— На! Свабодын! Как от сэрца отрываю!
— Ну ладно. Кусок так кусок, — Жека взял деньги, посмотрел на просвет, чтоб не фальшивые были, потом свернул, сунул себе в карман джинсов, и встал с сиденья. — Ну мы пошли. Давай, дядь, счастливо.
— Иды!
Жека со Славяном вышли и огляделись. Кроме четверых выгнанных Вано из кафе качков, ни кого поблизости не было. Так... Люди ходили туда-сюда.
— Пля... Жека! Ты мастер развода! — чуть не свалился от смеха Славян, когда шли от кафе. — Всё как хотел сделал!
— Да... Так ... — неопределённо согласился Жека, думая, что делать дальше. — Этот мужик хоть и сначала хотел наколоть, но потом понял, что не лохи перед ним, и нормально всё разрулил, по деловому. И себе взял, и нас не обидел.
— Чё, на автобус пойдём? — закуривая, спросил Славян. — Или тут же прибарахлимся?
— Нет, братан, сейчас нам отсюда когти рвать надо, чтоб и не спалиться, и у кого на наш кусок интерес не встал, — решительно заявил Жека. — Пошли, бомбилу найдём.
На стоянке у рынка бомбил — только в путь. И машины всякие, начиная от Запорожца, до шахтёрских восьмёрок. Выбрали неказистенькую белую ВАЗ 2106, за рулём — неприметный мужичок в кепочке и пиджаке. Глаза с чёрной угольной каёмкой — шахтёр. За четвертак договорились до своего города, до рынка. Жека впереди сел, долго пытался пристегнуться, и всё не выходило — первый раз ездил на машине. Ремень то на шею накидывал, то за плечо цеплял, пока частник не пристегнул.
— Вы чё, пацаны, на машине никогда не ездили? — удивился шахтёр. — Сразу видать.
— Не, куда нам! — согласился Жека. — Сроду машины не было, ни у нас, ни у родни!
— И на такси не ездили что ли?
— Неее....
Жека вспомнил, как он ещё пацаном с батей единственный раз ездил в такси, когда забирали мать с младшей сестрой из роддома. Тогда батя раскошелился на рупь. После этого только автобусы, трамваи, электрички...
Мужик ехал осторожно, сильно не гнал. Опять те же леса, горы, поля...
— А вы, пацаны, чё к нам в город-то ездили? — прервал молчание мужик, глянув на Жеку, и блеснув стальными зубами в усмешке. — Редко так мотаюсь. В основном у себя. Пятак насшибаю за день, и то хорошо.
— Да сказали нам что пиво хорошее у вас, вашенского пивзавода, — соврал Жека. — Наше-то так себе, как моча. Ваше все хвалят, а у нас его нет.
— Чё-то пустые едете, без пивка, — заметил мужик, ухмыльнувшись, и опять блеснув вставными зубами. — Выпили что-ли?
— Так мы не нашли! — возразил Жека. — В два продуктовых зашли, ничего нет. На рынке есть, у шашлычников. Так там к каждой бутылке шашлык надо купить. И поехали вот на пивные колобасы обратно, устали уже мотыляться. Ничё... Чай попьём, умнее будем.
— Это вы не там искали. Не повезло. Бывает. Надо было сразу на пивзавод ехать. У них там в фирменном всегда есть. Если поедете опять, на автовокзале сядете на трамвай, и ещё после барахолки проедете три остановки, и как раз пивзавод, кирпичный такой. Там магазин сразу увидите — у него десяток местных фармазонов трётся постоянно. А пиво внатуре наше хорошее. Как квас пьёшь, даже горечи нет...
Так за неспешными разговорами и доехали до своего города, потом попросили водилу проехать подальше, до рынка, сунув ему рупь. Доехали быстро.
— Ну давайте, пацаны, удачи! — мужик махнул рукой и уехал обратно, к себе.
— На барахолку пока соваться не будем, — Жека осмотрелся, отошёл в уголок за рынком, и неспеша закурил. — Там могли запомнить нас. Пусть пока шухер уляжется. Чё, пойдёшь со мной на базар?
— Не, Жека, мне ничё не надо, — отказался Славян. — Ща на бомбилу прыгну и домой.
— Ну смотри. Вот тебе твоя доля, — Жека отсчитал пятьсот рублей и сунул Славяну. — Короче, если чё, я завтра погулять выйду, вечером, после работы.
— С Сахарихой? — ехидно улыбнулся Славян.
— С ней. Ну и ты с Пущей подгребай.
— Ладно. Давай. Пока!
Славян быстрым шагом ушёл, а Жека, выкурив ещё одну, пошёл на базар. С собой у него было 700 рублей — двухмесячная зарплата отца. И он решил купить себе новый спортивный костюм и кроссовки. Нацелился на адидасы. Лишь бы размер был подходящий. У входа на рынок как всегда, небольшие кооперативные кафешки, дымящиеся мангалы. Каталы на картонках, положенных прямо на асфальте, в напёрсток разводят на бабки клюнувших лохов. У каждого каталы рядом трётся крыша — два наголо бритых накачанных парня в спортивках. Попробуй только, не заплати... Жека слыхал, тут и машины, и квартиры кооперативные проигрывали и даже жён своих с дочерями.
— Э! Парень, парень! — заорал катала, худощавый бойкий мужик, сидящий на кортанах перед картонкой с тремя напёрстками. — Давай сыграем на интерес! Ты фартовый — пинжак новый! Проиграешь — назанимаешь! Выиграешь — сто рублей дам! Шарики катаются — игра начинается!
Жека усмехнулся, покачал головой, и пошёл дальше, в ворота. Тут конечно, народа тьма тьмущая, чего только не продают. Но и смотреть надо в оба — на каждом шагу карманники пасут беспечных зазевавшихся лохов. Вот и они. Работают втроём. Ждут, пока лох не станет проходить через толпу, там двое делают вид, как будто нечаянно наткнулись на него, устраивают сутолоку, отодвигая лоха немного в сторону, прямо на третьего, который в это время быстро шмонает внутренний карман, боковы, карманы брюк. Да так, что и не заметишь — не почувствуешь. Женщинам режут сумки отточенным до бритвенной остроты пятаком, потом вытащат кошелёк. Тут же цыганки-мошенницы ищут свою жертву.
— Эй, маладая, залатая! Вижу — на тебе проклятте лежит! Толька я снят магу! Эй, маладой! Па тибе вижу — грех на тибе! Снят надо!
Жека, сунув руку в карман с деньгами, чтоб не стырили, продрался сквозь толпу со всякой самодельной мелочёвкой и дошёл до места, где торговали одеждой. Походил по рядам, дошёл до места, где продавали спортивки. Самодельные прилавки, затянутые мешковиной, протянутые верёвки со спортивными костюмами. Были и адики.
— Чё по чём? — спросил Жека, прощупывая эластик. Весь толстый, не палёный.