Жека
Шрифт:
— Как делать-то? — спросил недоумённо спросил Жека у завхоза, рулившего делом.
— А ты... Паренёк... Скрепляй их вот так, чтобы она волнами меленькими была, изогнутая, как девичья писька, — сально облизал пересохшие губы завхоз, глядя Жеке прямо в глаза своими бесцветными шарами навыкат. — Видел же? Ты видел её? Трогал?
И стал завхоз настолько мерзок, что захотелось сразу дать ему в табло, чтоб присел на жопу. Но Жека сдержался, понятное дело... Однако с тех пор относился к нему как к какой-то мерзости.
Вот и сейчас, завхоз сидит в маленькой каптерке, слушает радио по
— Терентий Палыч, здравствуйте! Мы за техникой! — комсорг ввалился в киндейку завхоза как к себе домой, выпятив пузо. — Как здоровьичко? С наступающим!
— И тебя с наступающим, Станиславич! — ухмыльнулся завхоз. — Да как здоровьичко? Стоит как кол! А больше и не надо! А ты как? Как сам? Чё там? Воронкова дала?
Завхоз сжал прокуренный палец кольцом, и несколько раз ткнул указательным пальцем другой руки туда-сюда.
— Да... Как сказать... — довольно рассмеялся комсорг. — Потом расскажу. Не при этих.
Кивнул он на Жеку и Леху, топтавшихся в дверном проёме.
— Ладно. Пошлите уже, — завхоз взял связку ключей, и вывалился из киндейки. — Пойдёмте!
Открыл тот же маленький склад, откуда Жека с Лехой вчера вытаскивали стремянку. Там в углу стояли большие колонки АС-90. На них усилитель Одиссей и кассетная дека Нота 220. И если колонки и усилитель были высшего класса, то магнитофон так себе, средненький. Но для дискотеки пойдет.
— Берите и тащите! — скомандовал комсорг. — Я удлинитель принесу следом!
Всё пыльное, грязное. А пацаны в чистой одежде. Сейчас весь вымажешься, и домой идти как свинтусам!
— Тряпку то дайте хоть протереть! — недовольно сказал Лёха, обращаясь к завхозу. — Чё мы такую грязь поволокем?
— Бери. Вон. На ведре лежит, — ухмыльнулся завхоз. — Только не испачкайте!
На ведре лежала половая тряпка. Жека взял её, бережно вытер пыль с техники. Всегда он к аудиоаппаратуре испытывал какой - то трепет, так как лишён был её в своем бедном детстве. А тут... Такое обращение...
Вытерев аппаратуру, пацаны притащили её в актовый зал, подсоединили к удлинителю. Комсорг принес несколько кассет. И была-то на них записана одна пурга. То, что нравилось 40-летним. Что нравилось Владимиру Станиславичу. Николаев, Добрынин, Пресняков... Но играло в целом громко и чисто. Упругий бас даже на половине громкости хорошо раскачивал актовый зал.
— Ну всё хорошо, — довольно ухмыльнулся комсорг. — Всё готово. Приходите вечером пораньше, часов в 6.
—А чё так? — недоуменно спросил Жека.
— А то, Соловьев. Ты ещё не понял? Вы как комсомольцы будете следить за порядком. Смотреть, чтоб ваши соратники так сказать, не принесли спиртное. Будете всех осматривать на входе. Отбирать алкоголь. Следить в зале, чтоб не было пьяных. А вы как? Думали, что развлекаться будете?
— Думали! — дерзко возразил Лёха. — Мы чё, не люди? Тоже повеселиться хотим!
— Гаврилов! Вы не люди! Вы комсомольцы! — возразил Владимир Станиславич. — Это более высшее звание, чем обычные люди! И вы должны своим собственным примером показать, каким должно быть поведение настоящего
— Так это... Владимир Станиславич... Тут у меня у друга кооператив охранный есть. Он говорит, за пару сотен пошлёт четверых ребят, и полный порядок будет, — глядя в глаза комсоргу, сказал Жека. — Деньги можно договором по безналу оформить через банк. От ВЛКСМ.
— Ещё чего, Соловьёв! Нажиться на молодёжи хотите как капиталисты? — пренебрежительно отказался Владимир Станиславич, отрицательно махнув пухлой бабской рукой. — А вы для чего нужны? Никаких непредвиденных расходов! Придёте с Гавриловым и отдежурите!
Хорошо что Жека не позвал Сахариху. Вот бы она долго угарала. Наверное, лопнула со смеху. Впрочем, она, наверное, и сама в таком же положении. Не зря говорила, что как комсомолку подпрягли присматривать там за всем. Только она что, не могла отказаться? Или ей это нравится? Впрочем, обуздать Сахариху кроме Жеки ещё никому не удалось, и вполне возможно, она пошла на дискотеку чтоб развлечься и поприкалываться в очередной раз.
А у Жеки вот беда... Стрёмным будет совсем другое. Придётся переступить через свои принципы, и как мусору, шмонать пацанов. Хотя, Жека был уверен, что всё это бестолку — наверняка бухло давно уже куплено, и притарено где-нибудь в технаре, в котором было полно тёмных местечек, начиная с того же подвала, где было бомбоубежище, какие-то каморки, закутки, наполненные всяким хламом. Или в той же общаге.
— Придётся пацанов шмонать... — упавшим голосом сказал Лёха. — Ну чё за невезуха. Потом уважать не будут.
— Это ничё, братан! — утешающе ответил Жека. — Ты же не по своей воле, а заставили. Так надо. Не пойдёшь — из общаги вылетишь. Не, Лёх, тебе никак нельзя против идти. Да и я не собираюсь. У меня последний курс. Осталось учиться всего ничего. А там работу искать надо будет. Характеристика нужна. Пацаны покосятся, и похрен им... Забудут тут же. А тебе, да и мне, жить потом. Так что, держись! Ладно! До вечера!
После зашёл в столовую пообедать— желудок уже прихватило. Взял рыбный суп с фрикадельками, горошницу с котлетой, булочку, хлеб, компот. Чётко первое-второе-третье. Жека сызмальства не любил ни салаты, ни каши, да и чай столовский так себе — чуть тёпленькая жижка без крепости.
— У вас не занято, молодой человек? — над ухом раздался знакомый голос. — Можно присесть?
Маринка! Как всегда, хороша! Прелесть! Любила она узенькие юбочки и обтягивающие кофточки, позволявшие смотреть на аппетитную фигурку. Вот и сейчас. Тонкая то ли блузка, то ли кофточка с укороченным рукавом, полиэстеровая блестящая юбочка серого оттенка чуть повыше колена. Стройные бёдра, икры в коротеньких сапожках. Такая женственная, такая милая. С обворожительной улыбочкой она стояла у стола с разносом в руках, и выжидательно смотрела на Жеку. И он вдруг застеснялся. В первую очередь из-за того, что мацал девушку брата, получается. И сосался с ней. Но и она тоже виновата... Ходит с одним, и тут же позволяет распускать руки другому. Хотя, как они там мутят с Серёгой, Жека не знал, поэтому пока своё мнение оставил при себе.