Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы

Уильямс Теннесси

Грейс. Корнелия, по-моему, все было бы проще, если б вы пошли на выборы.

Корнелия. Не понимаю, о чем вы.

Грейс. Вы разве не рветесь в отдельный кабинет?

Корнелия. Отдельный кабинет? Это что такое?

Грейс. Ну это, ха-ха, когда рвутся к власти.

Корнелия. Грейс, вы видели, чтобы я к чему-нибудь рвалась? Каждый раз, когда я возглавляла какое-то общество или клуб, это было исключительно по настоянию его членов, потому что я на самом деле терпеть не могу находиться у власти. Но сейчас другое дело, совсем другое. Проверка или что-то в этом роде. Я ведь недавно узнала: у них, в этих «Дочерях», образовалась группа, даже клика — да-да, клика, — против меня!

Грейс. Но Корнелия, уверяю вас, вы ошибаетесь.

Корнелия.

Нет. Даже целое движение.

Грейс. Движение? Движение против вас?

Корнелия. Хорошо организованное движение, специально подготовленное для того, чтобы не допустить меня к какому-либо ответственному посту.

Грейс. Но разве вы всегда не занимали какой-нибудь ответственный пост в этом обществе?

Корнелия. Я никогда не была главой правления.

Г р е й с. А вы хотите стать главой?

Корнелия. Да нет же, вы меня не поняли. Я не хочу быть главой.

Г р е й с. Да ну?

Корнелия. Никем я не хочу быть. Я просто хочу разгромить эту коалицию против меня и для этого собрала силы своих сторонников.

Грейс. Силы ваших сторонников? (Ее губы слегка подергиваются, словно у нее возникает истерическое желание улыбаться.)

Корнелия. Да. У меня там есть еще друзья, и они — против коалиции.

Г р е й с. Да ну?

Корнелия. Иу меня есть солидная поддержка старейших членов правления.

Грейс. Ну, тогда, по-моему, вам и беспокоиться не о чем.

Корнелия. За последнее время число членов общества резко увеличилось, словно все вдруг отчаялись пробраться в передние ряды Второй баптистской церкви. И это, увы, правда.

Грейс. Но там ведь собираются настоящие патриоты…

Корнелия. Моя дорогая Грейс, в городе Меридиан имеются два отделения общества «Дочерей конфедерации»: отделение «Форрест» — для деклассированных элементов и наше, которое, как полагали, будет от него чем-то отличаться. Я не сноб. Наоборот, я — демократка. Ды вы же знаете! Но…

(Звонит телефон. Корнелия берет трубку, но затем передает ее Грейс.)

Грейс. Резиденция мисс Скотт! Да-да, одну минутку! (Передает трубку Корнелии.) Эсмеральда Хокинс.

Корнелия (в трубку). Дорогая, вы наверху? Нет, просто интересно — так долго не звонили. Но, по-моему, вы сказали, завтрак окончен. Ну, я рада, что вы немножко подкрепились. Что сегодня давали? Цыпленок по-королевски? А вы и не предполагали? Это же наша бедная Амелия, в ее вкусе. Начиненный грибами и с перцем? А как же диетики? Отщипывали кусочки? О бедные! А после этого, очевидно, лимонный шербет с дамскими пальчиками? Что, шербет из фейхоа? И без пальчиков? Какой пассаж! Это же измена всем принципам! Я в совершеннейшем изумлении! Хо-хо-хо! (Трясущейся рукой тянется за чашкой.) А что сейчас? Обсуждают программу гражданских прав? Тогда голосование не начнется еще по крайней мере полчаса. А теперь, Эсмеральда, я очень надеюсь, вы правильно поймете мою позицию: я не хочу получить ответственный пост в нашем отделении общества каким-либо иным путем, кроме аккламации. Вы понимаете, что это значит, не так ли? Это парламентский термин. Он используется в отношении того лица, которого все единодушно желают видеть на данном ответственном посту. В этом случае голосование не проводится. Другими словами, это лицо избирается автоматически, путем простой номинации, без какой-либо оппозиции. Да, дорогая, так все просто. Три срока я была казначеем, два срока — секретарем и один срок — капелланом. Это нескончаемые молитвы по усопшим конфедератам! А всего я проработала в правлении сколько? Сейчас вспомню — четырнадцать лет! Ну, а сейчас дорогая, вопрос стоит так: если «Дочери» чувствуют, что я достаточно продемонстрировала свои способности и свою верность обществу, и меня

просто назначают председателем без голосования — единодушным одобрением, — ну, тогда я, конечно, посчитала бы себя обязанной занять этот пост… (Ее голос дрожит от волнения.) Но если клика, — а вы знаете, кого я имею в виду, — осмелится предложить кого-то другого… Вы понимаете мою позицию? В этом случае — трудно даже представить, но я предпочитаю всецело обрисовать ситуацию, — в ту минуту, когда выдвинут и внесут в список для голосования другую, моя кандидатура должна быть снята, немедленно и бесповоротно. Вы меня поняли, Эсмеральда? Ну вот и хорошо! Возвращайтесь на собрание. Пусть ваш цыпленок по-королевски переваривается, а потом еще раз позвоните мне сверху, как только будет что-нибудь новенькое. (Кладет трубку и мрачно смотрит в пространству. Грейс накалывает на серебряную вилочку дольку грейпфрута.)

Грейс. Так их еще не было?

Корнелия. Чего не было?

Грейс. Выборов.

Корнелия. Пока еще нет. Но, кажется, скоро, хотя…

Грейс. Корнелия, пусть они вас не волнуют, пока все не кончится.

Корнелия. С чего это вы взяли, что меня они волнуют?

Грейс. Вы… вы так часто дышите.

Корнелия. Я сегодня плохо спала. Да и вы еще бродили по дому со своим больным боком.

Г р е й с. О, извините! К тому же — ничего страшного: просто от напряжения мышцы свело.

Корнелия. И чем оно было вызвано, Грейс, — напряжение?

Грейс. Какое напряжение? (Издает легкий, смущенный смешок.) Ну, не знаю, не знаю…

Корнелия. Откуда оно? Или мне сказать?

Грейс. Извините, но я… (Встает.)

Корнелия (резко). Вы куда?

Г р е й с. На секунду наверх — принять белладонну.

Корнелия. После еды белладонна бесполезна.

Грейс. Наверное, вы правы. Действительно, бесполезна.

Корнелия. Значит, просто хотите уйти?

Грейс. Конечно, нет.

Корнелия. В последнее время вы несколько раз прямо убегали от меня, будто я убить вас хочу.

Грейс. Что вы, Корнелия! Это просто нервы.

Корнелия. И так бывает всегда, как только у нас начинается серьезный разговор.

Грейс. Просто не могу видеть, как вы волнуетесь из-за выборов в каком-то дурацком женском клубе!

Корнелия. Да я сейчас вовсе не о «Дочерях» — я о них и думать забыла.

Грейс. Хочу, чтобы вы вообще выбросили их из головы! Послушаем пластинки, а? Позвольте, я поставлю какую-нибудь симфонию.

Корнелия. Нет.

Г р е й с. А что если сонату Баха для клавесина и скрипки? Ту, что нам Джесси подарили на Рождество.

Корнелия. Нет! Я сказала: «Нет!» Нет — и точка.

Грейс. Тогда что-нибудь легкое и тихое. Может, старые французские мадригалы?

Корнелия. Готовы слушать что угодно — лишь бы не разговаривать. А ведь сейчас так удобно — и служанки нет.

Г р е й с. О, да вот же она, нашла! (Включает граммофон.) Клавесин, и играет Ландовска. (Корнелия мрачно наблюдает, как Грейс, очарованная мелодией, возвращается на свое место, сжимает пальцы и закрывает глаза. Восторженно.) О, как спокойно, как мелодично, нежно — и как чисто!

Корнелия. По-моему, крайне фальшиво!

Грейс. Ландовска фальшива?!

Корнелия. Фальшиво молчать, вместо того чтобы выговориться.

Грейс. «Очарованье музыки смягчает душу дикаря».

Корнелия. Да, если дикарь ее, конечно, откроет.

Грейс. Грандиозно, грандиозно.

Корнелия (неохотно). Ну, Ландовска — редкий музыкант.

Г р е й с (в экстазе). А какое благородное лицо, какой профиль, красивый и мужественный, как у Эдит Ситуэлл. Потом мы поставим ее «Фасад»: