Желанное рабство

Хорст Патриция

Лейла решила продолжить безнадежную сцену. Она подошла к Данте и обняла его за шею. В конце концов, она ведь ничего не теряет. Трудно потерять больше.

— Я сделала это для нас, Данте, — нежно прошептала она. — Это ведь наша комната.

Тяжелый вздох был ей ответом. Да, сюрприз, действительно, получился, но не такой, как она хотела.

— Послушай, — начал Данте, высвобождаясь из ее объятий, — я не знаю, чего ты пытаешься добиться, но давай-ка перестанем притворяться, что мы с тобой жених и невеста, которым мир видится одной большой

постелью!

— Почему? — Лейла попыталась дотронуться губами до его шеи. — Данте, зачем отдаляться друг от друга? Зачем убивать любовь?

Она взяла его за руку. Рука казалась безжизненной и легкой как пробка. Данте сглотнул.

— Мы договорились, что наш брак прежде всего целесообразность.

Лейла поцеловала его в подбородок.

— Но почему, Данте? Может же брак быть и по любви, и по расчету?

— Я не могу заниматься сексом с деловым партнером! — Его тело напряглось, и Лейла почувствовала, как тяжелеет его ладонь. Глаза, теплея, набирали глубину.

— Но мы были деловыми партнерами уже тогда, когда встретились...

Лейла добралась языком до мочки его уха. Его руки скользнули вдоль спины и сомкнулись на талии.

— Да, — пробормотал он хрипло.

Точно каркнул, подумала Лейла.

Она мягко нажала бедром на пах Данте.

— Постель застелена льняными простынями, их выбирали для меня твои сестры. Будет ужасной оплошностью не воспользоваться...

— Исключено, — прошептал он, но его плоть сказала совершенно противоположное.

Лейла раздвинула языком его губы, чувствуя их вкус.

— Как долго ты не целовал меня, Данте, — сказала она, приблизив губы к его уху.

По телу Данте побежали мурашки.

— Я целовал тебя, — с трудом ответил он.

— Но не так...

Она прикусила его нижнюю губу и чуть потянула за нее.

— Прекрати, Лейла! — закричал Данте, когда она уже целовала ему шею.

Он оттолкнул ее, мотнул головой и расслабил узел галстука. Все произошло внезапно, Лейла не успела осознать перемены и не могла остановиться.

— Не так давно ты ловил любой момент, чтоб остаться со мной наедине, — мягко упрекнула она его.

— Это и привело нас ко всей той грязи, в которой мы теперь... Лейла, черт возьми, что на тебя нашло?

Вместо ответа Лейла подошла к нему и положила его руки себе на груди. Тягучая, призывная боль пронзила все ее тело, отчасти передаваясь и ему.

— Данте... — В голосе Лейлы зазвучали покорные, просительные нотки.

Паника и желание помутили рассудок Данте. Он потянул Лейлу на себя, обнял, прижавшись губами к ее губам. В тот момент, когда Лейла думала, что ей не совладать с гордостью Данте, он сам воспламенился. Данте и Лейла, оттаявшие от холода отчужденности, ласкали друг друга со страстностью и доверчивостью искренне любящих людей, но словно вырывая друг друга неизвестно у кого.

Он целовал ее так, как никогда прежде: с мучительной тоской, с отчаянием, готовым вот-вот сорваться у него с губ криком. Она думала, что в его объятиях ей суждено умереть, потому что душа может не выдержать жара тела.

И Данте не в силах был оторваться от влажного, нежного рта со вкусом — он это чувствовал! — потери. Рука его ласкала плотные ягодицы, и в какой-то момент он понял, что Лейла не надела трусиков. Открытие еще больше распалило его. Лейла, почувствовав, что объятия Данте из нежных становятся требовательными, прижалась к нему плотнее и глубже вдвинула ногу ему между бедер.

Но тут сознание неожиданно вернулось к Данте.

— Прекрати, Лейла, — выдавил он. Его рука легла Лейле на рот, очень плотно, так, чтобы у нее не было возможности укусить. Данте испугался, что преграды, тщательно возводимые им между собой и Лейлой последнее время, могут пасть. К тому же рядом с домом затормозила чья-то машина.

— Свадьба в субботу, Лейла, я там буду, как мы и договорились. Не требуй от меня большего. И не провоцируй меня!

Слова Данте, фигурально выражаясь, едва не сбили Лейлу с ног.

— Это все, что ты мне хочешь сказать? — спросила она, все еще надеясь на примирение и начало новой жизни.

— Что еще?

— Но, Данте, я так тоскую, мне тебя не хватает. Я думала, что, если мы займемся любовью, мы вернем друг другу чувства, мы снова будем вместе...

Снаружи донесся стук закрываемой дверцы машины.

— Вот что, Лейла, — отчеканил Данте, одергивая пиджак и направляясь к окну гостевой комнаты, — мы оба знаем правду. Я — отец двойняшек, я не отказываюсь от заботы о них и о тебе. Я готов заплатить долги за твою мать. Ты не будешь нуждаться ни в чем. Но, пожалуйста, воспользуйся преимуществами положения миссис Данте Росси без дальнейших выяснений отношений.

— Как ты это себе представляешь?

— С социальной точки зрения, ты моя жена. Наш брак мы построим на взаимном уважении. Нам нужно...

— Все, что нам нужно, Данте, это провести ночь в объятиях друг друга. Пойми, только я могу тебе помочь. Сам ты себе помочь не сможешь! Данте, не любить супругу — все равно что потерять и душу и тело! Мы же с тобой — одно целое. Я поняла это на Пойнсиане. Или ты забыл, как мы там занимались любовью?

— С тех пор много воды утекло.

— Неужели так много, что не вернуть любви?

— Лейла, послушай, если ты спросишь меня, хочу ли я тебя, я отвечу «да». Я не могу сосредоточиться на своих делах из-за того, что хочу тебя! Я устал делать равнодушный вид, устал работать до седьмого пота, чтобы не думать о тебе и уснуть в изнеможении без сновидений, потому что во сне я вижу только тебя, извивающуюся подо мной в оргазме!

Он схватил ее за платье у выреза лифа.

— Все, Лейла! Я думаю, это приехал риэлтер. Если бы мы занялись любовью, ему пришлось бы отбить себе каблуки, стучась в двери, потому что я не остановился бы до тех пор, пока ты не начала бы меня умолять об этом. Но, Лейла, любовью мы не займемся!