Желанный
Шрифт:
— Как поживает Флинн? — спросила она.
Я рассказала ей о его работе барменом и стюардом, и она по-матерински поцокала языком.
— Скажи ему, чтобы он серьезно задумался о колледже. Он слишком способный, чтобы просто отказаться от образования.
Я сдержала улыбку, помня, почему Флинн решил не идти со мной в «Дрейк».
— Я ему передам.
— И почему бы нам не съездить домой? Мы выкроим время и расслабимся. Может, даже съездим на побережье и сходим по магазинам.
— Ла-Хойя? — уточнила я, помня, что моя мама имеет в виду под домом. Хоть
— Уверена, мы сможем что-нибудь придумать, — заявила она безапелляционно, словно мои проблемы на работе не стоили выеденного яйца. Она подняла руку и улыбнулась. — А вот и папа.
Я встала и кинулась в его объятия, и покой, который я почувствовала, заставил меня забыть о странности моей матери.
К чести моих родителей, мы не говорили о дяде Джене, похоронах или завещании. Они интуитивно понимали, что мне нужно время. Что мне нужны они, и мы говорили о маминых фондах, благотворительных организациях и законопроектах, которые папа недавно проталкивал, общались о том, как замечательно работает его новая команда.
Пока мы говорили, официанты принесли чай и еду, и я накинулась на пирожное не совсем как полагается леди.
Мама и папа обменялись взглядами.
—Что? — спросила я, испугавшись, что меня отругают за плохие манеры. — Я сделала что-то не так?
— Я упомянул мою новую команду, — начал папа, — и это напомнило мне, что я хотел с тобой кое о чем поговорить.
— Напомнило, — повторила я.
Я вытерла рот и отхлебнула чай, после чего откинулась на стуле и посмотрела на папу. Он был не тем человеком, которому нужно о чем-то напоминать, и вдруг поняла, что то, о чем он собирался мне сказать, и стало основной причиной их приезда в Чикаго.
— Хорошо, я слушаю.
— Ты помнишь конгрессмена Уинслоу?
Я медленно покачала головой.
— Нет.
На секунду мой отец выглядел раздраженным.
— Ну, он тебя помнит. Он работает свой второй срок в Вашингтоне, но до этого был в Сакраменто со мной. И каждое лето он был одним из управляющих законодательного летнего лагеря, в который вы с сестрой ездили. Он был ее наставником, когда она проходила молодежную посольскую программу.
— О, — выдавила я, хотя пока было похоже, что конгрессмен помнит не меня, а мою сестру. — И что он хочет?
— Не так много, на самом деле. Недавно он решил нанять помощника. — Папа улыбнулся мне. — Тебя, Энжи. — Он наклонился и обнял меня, а потом отпустил, чтобы мама могла последовать его примеру.
— Подожди, меня? — изумилась я, когда с объятьями и поцелуями было покончено. — Как я могу быть помощником, я никогда с ним не встречалась.
— Потребовалось приложить некоторые усилия, — признался отец. — Но он сам выпускник Северо-Западного, и знает, какие там требования по политологии. И то, что ты превзошла его экзаменационный результат, сыграло свою роль.
— Это как раз то, что ты хочешь, дорогая, — сказала мама.
Я автоматически кивнула. По правде, я не имела понятия, чего хочу на самом деле. Я никогда не позволяла себе долго думать над этим. Но они правы. Именно этого я добивалась. Для этого я пошла в колледж.
И самое важное, этого хотела Грейси.
— Это идеальная должность для молодой женщины, — заявил папа.
— Звучит замечательно, папа. Но я не уверена, что будет правильно уехать их Чикаго так скоро после смерти дяди Джена.
На его лице отразилось напряжение.
— Делай то, что считаешь нужным. Но ты должна понимать, что это отличная возможность для роста. Конгрессмен не только в курсе всех дел общества, но и имеет связи в Белом Доме. Обещаю, детка, ты сможешь подняться вместе с ним, а мы с твоей мамой всегда будем всегда.
Отец потянулся и взял меня за руку.
— Я люблю тебя, Анжелина, — сказал он, и мое сердце сжалось и от этих слов, и от невысказанных: «Ты все, что у меня осталось».
Я не захотела, чтобы папин водитель отвозил меня домой. Мне хотелось пройтись по магазинам, но больше всего — побыть одной. Пройтись и подумать.
Я хотела сказать отцу, что не готова переехать в Вашингтон. Что хоть связи с общественностью не был моей страстью, но в новой работе есть много увлекательного. Разве в двадцать лет не это нужно? Попробовать все возможности?
Но потом я подумала о Грейси, которая знала, что политика — ее призвание. Я помню ее долгие разговоры с отцом за кухонным столом, пока я с серьезным видом кивала и притворялась, что понимаю, отчаянно стараясь придумать что-нибудь умное, чтобы отец посмотрел на меня такими же сияющими глазами, как на нее.
Когда Грейси умерла, этот свет в глазах отца погас, но у меня была возможность его вернуть. Отказ от своей мечты был небольшой ценой за это, особенно если я даже не знала, какая у меня мечта.
Я быстро шла по Мичиган Авеню, ноги двигались в темпе скачущих мыслей. Я пыталась сосредоточиться на проносящихся мимо незнакомых лицах и на дорогущей одежде в витринах, только бы отвлечься от этих тяжелых размышлений.
Это не помогало, потому я пошла еще быстрее и только чудом никого не сбила. Я почувствовала знакомую неприятную беспомощность. Я говорила себе, что могу с этим справиться, что мне нет нужды торопиться. Мне всего лишь надо добраться домой. Надо просто не заходить в магазины, отправиться домой и не делать глупостей.
Когда я добралась до дома, мои волосы были в беспорядке, мышцы болели, я вся была в поту, а желудок настоятельно требовал еды. Вот в чем разница между крошечными и нормальными бутербродами. Но я хотя бы собралась с мыслями.
Петерсон встретил меня в холле, когда я вышла из лифта и направилась к пентхаусу.
— Мистер Уорнер ждет вас в патио. Приготовить для вас двоих ранний ужин?
Я покачала головой, чувствуя, что почва снова уходит из-под ног, а желудок скручивается узлом.