Желать невозможного
Шрифт:
На лестнице пахло не только кошками. Свет горел не на всех площадках, но на третьем, как раз возле двери восемнадцатой квартиры, лампочка горела. Сергей достал носовой платок и вывернул лампочку. Сразу стало темно, только на двери тускло тлела точка дверного глазка. Наконец и она погасла, видно, кто-то находящийся в квартире подошел к двери и попытался узнать, что происходит на лестнице. Потом раздался звук отпираемого замка, дверь открылась. Алиходжаев протянул руку к выключателю, успел заметить чью-то фигуру, вылетевшую на него из темноты, но удивиться не успел.
Однажды они уже встретились так
– Сейчас я тебя, мент, как барана зарежу, – сказал он, тяжело дыша от напряжения.
Алиходжаев полез в карман куртки. Васечкин пытался освободиться, но ничего не получалось. Тогда Сергей ногой уперся в стену и оттолкнулся. На мгновение освободились руки. Этого мгновения хватило, чтобы, ухватив противника за подбородок и затылок, резко рвануть в сторону. Алиходжаев слетел с него, и теперь уже Васечкин навалился сверху. Он не стал хватать Алиходжаева за руки, а дважды ударил его головой в лицо, после чего выпрямился и, сидя на противнике, начал наносить удары в голову, не выцеливая. Продолжал бить даже тогда, когда бандит перестал сопротивляться. Потом Сергей поднялся, за ноги втащил Алиходжаева в комнату, пнул его ногой в бок и включил свет.
– Сам ты баран, – сказал он.
Алиходжаев пытался подняться, но не мог. Из сломанного носа шла кровь, губы были разбиты, и одна бровь рассечена. Васечкин для верности ударил его еще раз ногой. Потом обыскал, вынул из карманов его куртки нож и пистолет, бумажник, положил их на стол, достал из своего кармана моток веревки. Связав Алиходжаева, вышел в коридор и запер входную дверь.
– Ну что, – сказал он, возвращаясь в комнату, – заседание суда объявляется открытым.
Он оглядел комнату, в которой почти не было мебели: стол, заставленный грязной посудой, единственный стул и диван с разложенной постелью. На полу валялись какие-то тряпки, носки, бейсболка с эмблемой Лиги чемпионов и грязное полотенце. Под потолком, криво подвешенная, болталась на мощном крюке трехрожковая люстра с единственным уцелевшим пыльным плафоном.
– Я тебя еще достану, мент, – прохрипел пришедший в себя Алиходжаев. – Мы еще встретимся, собака. Долго я сидеть не буду.
– Я лишаю вас слова, подсудимый, – ответил Васечкин.
Наклонился, поднял с пола пару грязных носков и засунул их в рот Алиходжаеву. Тот пытался мотать головой, но долго сопротивляться не получилось. С кляпом во
– А теперь объявляю приговор: Алиходжаев Мурад Пашаевич по сововокупности совершенных им преступлений путем сложения наказаний приговаривается к высшей мере – к разрезанию на куски. Учитывая гуманность нашего общества, разрезание заменяется на повешение. Подсудимый, вы согласны с таким мягким приговором? А? Не слышу криков радости.
Васечкин осторожно, двумя пальцами потянул за край носка и вынул кляп.
– Издеваться будешь? – вдохнул Алиходжаев. – Вызывай своих ментов, сдавай меня. Все равно я тебя найду.
– Я сейчас тебя повешу. Сначала раздену, потом буду резать, как ты Милену, а потом повешу. Будешь висеть голый – весь в кровище, тебя будут фотографировать, может, даже по телевизору покажут, и твои все родственники будут смотреть. А твоя мама будет плакать: «Зачем ты, Мурадик, в бандиты пошел и людей обижал? Почему ты не хотел работать честно электриком, как твой папа Паша Вахаевич?»
Продолжая говорить, Васечкин выпрямился, поднял вверх руку, ухватил люстру за рожок и резко дернул вниз. Сверху посыпались штукатурка и мел, упал и разбился последний плафон. Сергей швырнул люстру на диван, подвинул к себе стул, встал на него и набросил веревку на крюк. Алиходжаев пытался ударить по стулу ногой, но не дотянулся.
– Вызывай ментов, я требую! – крикнул он.
– Не ори, а то будешь болтаться в петле с носками во рту.
– Ты не можешь меня так убить! Ты не имеешь права убивать безоружного!
– А я из милиции ушел специально, чтобы тебя повесить. Ты можешь убивать женщин, а почему мне нельзя тебя кончить?
– Лучше застрели!
– И не мечтай. Я тебя раздену, порежу так, чтобы крови побольше было, а потом повешу. Милена ведь тебя тоже просила, а ты, сволочь…
Васечкин выпрямился и ударил Алиходжаева ногой.
– Я знаю, за что ты мне мстишь, – сплюнув кровь, прошептал Алиходжаев. – Она мне все сказала, плакала, выла все – просила не убивать, говорила, что ребеночка ждет.
– Значит, она сказала тебе, что я обязательно отомщу за нее и за ребенка?
– Позвони ментам!
– Сейчас, – кивнул Сергей.
Он достал из кармана мобильник, вставил свежую симку, набрал номер, заговорил, изменив голос:
– Полковник Берманов? Эдуард Юрьевич? Вы, кажется, разыскивали бандита Алиходжаева, чтобы обвинить его в организации убийства предпринимателя Флярковского? Спешу сообщить, что Алиходжаев обнаружен мною в квартире дома номер пять в переулке Каховского. Увы, повешенным и с многочисленными следами зверских пыток… Конечно, я вас дождусь. Только не забудьте фотографов прихватить и операторов с телевидения.
Васечкин положил мобильник в карман.
– Ну вот, позвонил ментам, как ты просил. Скоро сюда примчится множество любопытных людей, они будут внимательно разглядывать тебя, голого и подвешенного на крюк, как барана.
– Откуда про Флярковского знаешь?
– Так Кравченко мне сам и рассказал. Я же только что тех твоих уродов взял и ему жизнь спас, он мне в благодарность все поведал, а я его отпустил живым и здоровым. А тебя не отпущу… Хотя могу и помиловать, если ты скажешь, где спрятал похищенную сегодня женщину и детей.