Железная коляска
Шрифт:
Когда мы оказались на веранде отеля, которая была полна гостей, я шепнул на ухо детективу:
– Вы не хотели бы объявить, кто убийца?
Но Асбьёрн Краг отрицательно покачал головой.
– Еще рано, – оказал он.
Он в самом деле был странным человеком. Порой он взрывался и выливал на окружающих поток слов, а потом вдруг, казалось бы, без всякой причины, замолкал и замыкался в себе. У меня сложилось мнение, что так проявлялась его естественная скрытность и что обычно при этом он преследует какую-то непонятную окружающим цель.
Независимо, правда, от того, говорил ли он или молчал, рот у него
Он привык быстро ставить вопросы, довольно странные, непонятные и вроде бы бессмысленные. Как в тот вечер. Была уже половина одиннадцатого. Мы сидели в кругу сдружившихся гостей и разговаривали. Домой не спешили. Кто-то предложил партию в карты, и я согласился сыграть. Надо было пойти в одну из комнат и принести карты. Открыв дверь, я лицом к лицу столкнулся с Асбьёрном Крагом, которого не видел уже в течение часа. Это было неожиданно, в таком случае человек невольно вздрогнет, когда обнаружит другого человека в помещении, которое считал пустым.
– Я считал, что вы ушли домой, – сказал он.
– Как видите, не ушел, – ответил я. – И посижу еще немного.
Асбьёрн Краг сделал гримасу, в темноте блеснули его крупные белые зубы.
– Видимо, вы не любите своего одинокого домика, – сказал он.
Я не нашелся, что ответить. Просто удивился. Детектив уже не раз подчеркивал – даже с какой-то угрозой, – что мой домик расположен на отшибе.
Асбьёрн Краг ухватил меня за лацкан пиджака.
– Прошу меня выслушать, – сказал он. – Хочу вас спросить. У вас в комнате только одно окно, правда?
– Да. Но оно очень большое. А в связи с чем вы спрашиваете?
– На окне есть штора?
– Да.
– Бывает так, что вы опускаете штору?
Детектив засмеялся.
– Не понимаю этой остроты, – ответил я.
– Я не шучу.
– Ну, уж если вас это интересует, то сообщу, что опускаю штору, когда светит солнце.
– А вечером? – продолжал расспрашивать Асбьёрн Краг. – Когда зажигаете лампу. Что тогда?
– Что тогда? Соседей напротив у меня нет. Перед домиком море. Так что опускаю штору, когда зажигаю лампу, не каждый раз.
Асбьёрн Краг снова ухмыльнулся, показывая белый зубы.
– Если не закрывать окно шторой, – сказал он, – комната становится как бы открытой. Кто-нибудь может стоять снаружи в темноте и заглядывать внутрь.
Детектив ослабил хватку лацкана моего пиджака. Я отступил на шаг.
– Благодарю вас за необычный способ нагнетания на меня страха, – сказал я. – Вы думаете, что я дикарь? Я не боюсь темноты.
– Извините, – чуть поклонился он со смирением в голосе. – Я не хотел вас пугать. Когда я задумываюсь над чем-то, мне кажется, что вообще мы бессознательно ставим бессмысленные вопросы. В конце концов вы могли бы мне оказать услугу.
– Сейчас? Вечером? – спросил недовольно я, глядя на колоду карт, намеренно давая понять ему, что у меня другие планы.
– Я, в сущности, по поводу написания рапорта, – объяснил он. – Я дошел до описания трупа…
Я содрогнулся. В темной комнате, в которой мы были только один на один, будто повеяло каким-то кошмаром.
– Трупа? – еле выговорил я. – Вы пишете о трупах?
– Конечно. Прежде всего надо дать их описание. Не помните, как они выглядели?.. Подумайте…
– Каштановые волосы, –
– Дорогой друг, почему вы не спросили, какой труп я имею в виду? – сказал он. – Очевидно, вы правы, я пишу о мертвом лесничем. Но все равно надо уточнять… Не хотите послушать и сказать, что неточно сделано в описании? Так вот… Его каштановые волосы были разделены с левой стороны головы на четкий пробор, уши оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый в сравнении с нижней частью лица, огрубевшей от ветра и солнца, Разящая бледность лба являлась следствием того, что он всегда ходил в шляпе, надвинутой глубоко на глаза. Борода была мягкой, как шелк, рыжая, с немного вьющимися волосами. Борода не закрывала губ. Губы красиво очерчены, красные, полнокровные. Глаза – светло-голубые. Одновременно зрачки были очень маленькими, а глазные яблоки большие, белая нить вокруг радужной оболочки создавала как бы полоску, придающую глазам пронизывающее выражение. Растительность на лице заходила глубоко до шеи. Шея толстая и короткая. Когда его нашли, отметили, что твердый воротник погнут в нескольких местах, а зеленый Галстук съехал в сторону левого уха. Вот и все… Так выглядел покойник?
– Да, – ответил я. – Кажется, ваше описание вполне соответствует действительному его виду…
– Благодарю, именно это мне и хотелось знать. Асбьёрн Краг говорил и одновременно как-то странно смотрел прямо перед собой. Во взгляде было что-то колючее, неприятное. Я открыл дверь, теперь свет падал прямо на детектива. Он был бледным и усмехался. Кивал мне головой и усмехался. Ох, эта вечная его ухмылка!
Я быстро прошел в гостиную. Мои друзья ждали меня. Я положил карты на стол.
– Прошу вас, друзья, найти четвертого для партии. Я не играю.
Я потерял интерес к картам. Я сидел и прислушивался к шагам детектива, которые терялись где-то в комнатах… Звучали его слова… «оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый… красные губы, которых не закрывала борода… Куда я ни обращал глаза, повсюду видел черты умершего… погнут воротник… зеленый галстук съехал в сторону левого уха… Пытаясь отвлечься от этого навязчивого видения, я то и дело невежливо вмешивался в игру остальных, указывал им на ошибки там, где их совсем не было, громко поддакивал, без повода нахваливал. Это встречали с большим недовольством, бросали на меня неприязненные взгляды. Наконец я направился к себе.
Проходя под окном номера Асбьёрна Крага, я обратил внимание, что у него горит свет, занавеска затянута, но не увидел никакой тени. Видимо, детектив сидел за своим письменным столом и спокойно составлял рапорт о «виде Покойника».
Вечер был пасмурным и туманным, ветер совершенно стих. Но дождь и ветер со вчерашнего вечера принесли с собой холод. Есть что-то необычное в цветении лета. Земля, куда ни глянешь, сгибается от плодов, все созревает, готовится падать с веток, стебли не могут удержать тяжести, воздух заполнен ароматами даров природы. Но в такой момент, наперекор всему, могут прийти холодный день и холодная ночь, и тогда мерзнет картофельная ботва. Это дыхание осени, будто октябрь ледяными пальцами трогает струну. Но продолжается это недолго, всего пару часов, а потом снова возвращается тепло, чтобы завладеть всем.