Железная королева
Шрифт:
– Не выходит, – донесся до меня голос Ясеня. – Нужно прекращать, пока она совсем не расклеилась.
– Нет! – Я с усилием выпрямилась, утерла пот со лба и с яростью уставилась на швабру. – У меня получится, черт побери!
Не обращая внимания на тошноту и заливающий глаза пот, я опять вдохнула полной грудью и сосредоточилась на чарах, вьющихся над шваброй. Дерево источало энергию, только и ждущую оживляющего толчка.
Деревянная палка задрожала. Меня мутило. Я прикусила губу, чтобы отвлечься на боль. И вдруг вся рукоятка швабры распустилась розами, красными,
Ясень подхватил меня почти у самой травы. Не понимаю, как это он всегда оказывается в нужном месте, именно там, где я падаю?
– Вот, – просипела я, силясь встать на ноги и цепляясь за принца. – Ничего сложного. По-моему, у меня получается. Давай еще раз, Пак.
Тот вытаращил глаза.
– Э, принцесса, лучше не стоит. Твой дружок сверлит меня таким взглядом, что на сегодня наш урок официально закончен. – Он зевнул и потянулся. – К тому же я едва не помер от скуки. Большое дело, распускать цветы! – Он подмигнул нам и ухмыльнулся, заметив, как Ясень обхватил меня руками. – До завтра, голубки.
Пак перепрыгнул через ручей и, не оглядываясь, скрылся в лесу. Я со вздохом попыталась встать на ноги, опираясь на Ясеня для равновесия.
– Ты как? – поинтересовался он, поддерживая меня и помогая побороть остатки тошноты.
Я злилась. Ничего хорошего! Я какая-то бестолковая фейри, не способная справиться с чарами! Меня вырубает, рвет или мутит настолько, что я становлюсь практически бесполезной! Аллергия на саму себя! Видали вы такое?
Я с раздражением отвернулась и наподдала по швабре так, что деревяшка отлетела в кусты. Гнев брауни будет скор и ужасен, но в тот момент мне было все равно. Какой толк от чар, если меня от них только тошнит? К этому моменту я уже была готова отдать фальшивому королю его дурацкую Железную магию, все равно она мне не впрок.
Ясень при виде моей гневной выходки только приподнял бровь.
– Пойдем в дом.
Я слегка смутилась и пошла за ним по поляне, перепрыгнула через ручей. Грималкин развалился на перилах в солнечном пятне и на мое приветствие не обратил ни малейшего внимания.
В доме было непривычно тихо. Пол обнаружился за кухонным столом, он сгорбился над листами скомканной бумаги и что-то лихорадочно строчил. Надеюсь, не сошел с ума в процессе сочинительства? Нет, он только поднял голову, коротко, но осознанно улыбнулся мне и снова вернулся к своей писанине. Значит, сегодня он при памяти… ну, хоть что-то.
Я со стоном рухнула на диван, онемевшие пальцы еще покалывало от остаточных чар.
– Что со мной, Ясень? – Я потерла уставшие глаза. – Почему все обязательно так сложно? Из меня даже обыкновенной фейри-полукровки не получается!
Ясень присел на корточки, взял меня за руки и прижал мои пальцы к своим губам.
– Ты никогда не была обыкновенной, Меган. – Он улыбнулся, а пальцы мои закололо уже по совсем другой причине. – Иначе я бы здесь не оказался.
Я погладила его по щеке, провела пальцем по гладкой бледной коже. Он на миг закрыл глаза и прильнул к моей руке, потом поцеловал в ладонь и встал.
– Я за Паком. Мы что-то явно упускаем, что-то недодумали. Все должно быть намного легче.
– Хорошо. Меня уже тошнит… от вечной тошноты при всякой попытке вырастить цветок! – Я постаралась выдавить улыбку, но, кажется, только скривилась.
Ясень ласково потрепал меня по плечу и вышел из комнаты.
Я со вздохом поплелась к кухонному столу, гадая, чем это там папа так увлекся. На этот раз он не поднял головы при моем приближении, и я пристроилась на краешек стола рядом с ним. Весь стол был завален обрывками бумаги, исписанной линиями и черными точками. Присмотревшись, я поняла, что это ноты, нацарапанные от руки.
– Привет, пап, – негромко окликнула я, стараясь не напугать. – Что ты делаешь?
– Сочиняю песню, – ответил он, коротко мне улыбнувшись. – Она как раз пришла ко мне сегодня утром, и я хочу скорее записать, пока не забыл. Я раньше часто писал песни для… для твоей мамы.
Я не знала, что на это ответить, и только наблюдала, как порхает карандаш, выписывая ноты на черных нотных линиях. На музыку эти каракули похожи не были, однако папа время от времени закрывал глаза, взмахивал карандашом в такт незримой мелодии, а потом дописывал новые точечки.
На долю секунды нотный лист как будто вспыхнул чарами. Ровные четкие линии блеснули металлическими проводами, а ноты, только что просто черные, переливались каплями воды на свету. Я удивленно сморгнула, и все опять стало обыкновенным.
– Как странно… – прошептала я.
– Что странно? – переспросил Пол, поднимая голову.
– Э-э… – Я поспешила придумать какую-нибудь безопасную тему для разговора. К чарам папа относился так себе – еще бы, эльфийские трюки и морок.
Имеет право, учитывая, сколько ему пришлось пережить.
– Э-э… – снова протянула я. – Просто удивилась, зачем все эти линии и точки. Ведь на музыку-то это не похоже?
Пол, обрадовавшись случаю рассказать о своем любимом занятии, вытянул одну страницу с нотами из стопки.
– Это такты, – объяснил он, положив лист передо мной. – Видишь линии? Каждая обозначает место в музыкальном строе. Ноты занимают определенное место на строчках или между ними. Чем выше строчка, на которой расположена нота, тем выше звук. Пока понятно?
– Э-э…
– А теперь смотри, вот эти кружочки и есть ноты, – продолжал рассказывать папа, как будто я все поняла. – Незаштрихованная нота – длинный звук, черная – короткий. Вот этими маленькими штилями и флажками обозначают время звучания ноты. Именно так исполнитель понимает, как долго и какие именно ноты должны звучать. Все определяется временем, высотой и ладом, объединенными в идеальной гармонии. Если хотя бы одна нота или такт стоят не на своем месте, это испортит всю мелодию.
– Как-то очень сложно, – высказалась я, пытаясь уследить за логикой объяснений.