Железная леди
Шрифт:
– Не только. То же самое касается вашего утверждения, что мы для вас незнакомые люди.
– Но… – Он взглянул на Годфри и Ирен с несколько печальным сожалением: – Так и есть.
– А мисс Хаксли? Вы много раз звали ее по имени, будучи в бреду. – Ирен указала на меня в тот момент, когда мне больше всего хотелось провалиться сквозь доски пола и оказаться внизу, в безопасности. – Что ей теперь прикажете о вас думать, раз вы считаете ее «незнакомкой»?
– Послушай, Ирен, – пролепетала я, – джентльмен абсолютно прав.
Худое лицо мужчины застыло, как у солдата на параде:
– Вероятно, я наговорил много ерунды во время бреда. Не зря же подобное состояние называют бессознательным.
– Напротив. – Ирен поставила стул поближе к кровати, чтобы было удобнее допрашивать жертву. – Вы не забыли ни слова из того, что говорили в полузабытьи. Но дело в том, что на здоровую голову вы намерены все отрицать.
– Не смею судить вас за то, что считаете меня лжецом и негодяем, принимая во внимание обстоятельства, при которых вы меня нашли. Верните мне одежду, и я уйду.
– О, мне хватает благоразумия вас не послушаться, – проговорила Ирен. – Вы слишком больны.
– И так вы обращаетесь с больным, мадам?
– Так я обращаюсь с лукавым человеком, сэр, здоровым или больным. Если вы не ответите откровенно на мои вопросы, мне придется выбивать правду из мисс Хаксли.
Глаза пациента сверкнули с новой силой:
– Не знаю, какое положение занимает эта несчастная леди в вашем доме, но она не должна страдать от подобной несправедливости.
– Я так и думала. Вы стараетесь защитить ее – и сейчас, и когда скрываете правду о себе.
В комнате воцарилась тишина. Годфри наблюдал за обменом репликами с тем же острым вниманием, с каким следил бы за перекрестным допросом соперника-адвоката, будто пытаясь прочесть между строк. Мне самой стало стыдно из-за грубых нападок Ирен. Однако ей удалось пронять гостя. Я впервые увидела румянец на его смуглом лице.
Мужчина вздохнул.
– Вы переоцениваете рыцарство, на которое я способен в данный момент своей жизни, – устало произнес он. – Гораздо ближе к истине, что я стараюсь защитить себя.
– И не раскрыть свою личность, – подсказала Ирен. Она улыбнулась и откинулась на спинку стула: – Мой дорогой сэр, за последние часы вы избежали ужасной насильственной смерти вследствие покушения. Может ли правда о вас быть хуже подобной судьбы?
Выражение его лица стало горше черного кофе, который потребляли по утрам по общей противной привычке Ирен и Годфри.
– Правда почти всегда хуже смерти, особенно для того, кто жил по другую сторону занавеса между Востоком и Западом.
– Ага. – Ирен со счастливым видом заерзала на стуле. – Наконец-то история. Начните с того, кто вы такой.
– Может быть, раскроете сначала свое имя?
– Хороший вопрос. Я считаюсь покойницей, сэр, но вы можете звать меня мадам Нортон. А этот блестящий джентльмен – мой муж Годфри, также считающийся мертвым. Мисс Хаксли вы знаете, и ее возможная смерть, как и прочие безобразия, никогда не стояла на повестке дня. Поведение мисс Хаксли безупречно. Ее положение в этом доме таково: она строгий хранитель собственности, а также ужасный тиран.
– Вы меня разыгрываете, – пробормотал бедняга.
Годфри передвинулся и остановился у комода, чтобы быть поближе к кровати:
– Моя жена всегда говорит серьезно и правдиво, но часто ее слова, как и речи оракула, бывают двусмысленны. Она имеет в виду, что мы с ней ошибочно считаемся умершими и что мы не стали исправлять эту ошибку. Хотя в моем случае это не имеет значения, потому что я и так был безвестен до того, как произошло недоразумение, в результате которого нас объявили погибшими.
– Но, – мужчина впервые за все время посмотрел мне в глаза, – правда… что мисс Хаксли является ужасным деспотом в вашем доме, как заявляет ваша супруга?
– Мисс Хаксли – полноправный член нашей компании, но иногда ее строгие стандарты пугают мою жену… В общем, я полагаю, Ирен всего лишь желала выудить у вас информацию, которую вы предпочитаете оставить при себе.
– А что за преднамеренная смерть, которая, по мнению мадам, мне грозила?
Ирен не стала тратить лишних слов.
– Яд, – объявила она. – Введен посредством шляпной булавки. Вас инфицировали в толпе перед собором Парижской Богоматери, но, как мне представляется, хроническая лихорадка помешала токсину распространиться, выведя его из тела вместе с потом, прежде чем был причинен вред.
Мужчина рассмеялся:
– Да уж, цивилизованным токсинам трудно навредить организму, который свыше десяти лет дышал воздухом адских равнин Афганистана и Индии. Теперь у меня в венах больше хинина, чем крови.
Годфри нахмурился и поставил другой стул в ногах кровати:
– Известие о попытке покушения не слишком вас удивило?
Карие глаза вспыхнули на исхудалом темном лице:
– Жизнь в Индии – не на манер белых колонизаторов с их изолированными поселениями и прохладными горными стоянками, а по образу местных, – это в своем роде попытка самоубийства, причем гораздо более серьезная, чем отравленная шляпная булавка, сэр.
– Вы непременно должны поведать нам свою историю, – напористо приказала Ирен, – но сначала вам придется объясниться с бедной дорогой Пенелопой. Она и так сама не своя от смущения.
Я мечтала умереть от стыда, пока его карие глаза искали мои. Казалось, он смотрит только на меня и проникает взглядом в самое сердце.
– Вы не знаете меня, мисс Хаксли?
– К-кажется, немножко знаю.
– А хотите узнать больше?
– По-моему, Ирен права. Мне кажется, я должна.
Он вздохнул, вытянул смуглые руки поверх одеяла и стал их рассматривать с некоторым усталым удивлением.