Железная маска
Шрифт:
— Ступайте в сторожевую башню, я скоро приду.
Охраняя монсеньора Людовика от неприятных сюрпризов, Фариболь и Мистуфлэ спустились с ним во двор и вывели лошадь из конюшни Сен-Мара.
Сын Анны Австрийской вскочил в седло и протянул друзьям руку; те почтительно ее поцеловали, и он ускакал, ни разу не оглянувшись. Когда монсеньор Людовик показал приказ нового коменданта последнему на своем пути часовому и беспрепятственно переехал подъемный мост, Фариболь и Мистуфлэ облегченно вздохнули.
— Уф! — выдохнул капитан, радостно потирая руки. — Все прошло прекрасно!
— Надеюсь, так будет до конца, — заметил осторожный Мистуфлэ.
— До какого еще конца?
— Я хотел сказать, пока мы вновь не увидим того, кого только что проводили.
— Черт возьми! — воскликнул Фариболь, задумавшись над словами Мистуфлэ. — Ты, как всегда, прав, и я уже чувствую знакомый зуд в ногах…
— Тогда поехали, хозяин.
— Высокий пост, коим меня почтили, — высокопарно заговорил Фариболь, — налагает на меня определенные обязанности, и я не могу ими пренебречь… Черт меня побери, если я понимаю, почему меня назначили комендантом… Но раз уж так произошло, и до того, как меня заставят подать в отставку, я бы хотел, чтобы в истории остался след моего пребывания в Бастилии… в качестве коменданта, разумеется.
— Вы правы, хозяин, Сен-Мар…
— Было бы невежливо заставлять его ждать.
Вся радость друзей растаяла, как дым, когда они обнаружили, что Сен-Map исчез. Подкупив тюремщика, он бежал вместе с ним через ворота самой дальней башни, где часовой еще не знал о приезде нового коменданта и злосчастной судьбе старого.
— Черт побери! — в отчаянии вскричал Фариболь, сжав кулаки. — Подумать только, из-за этого негодяя я вынужден бросить на произвол судьбы столь важный пост!.. Но нам пора, Мистуфлэ, а то на нашу долю может выпасть слишком много не очень веселых приключений.
Мистуфлэ не заставил просить себя дважды, и минуту спустя, к вящему изумлению офицера стражи, новый комендант и его майор пулей вылетели из ворот и погнали своих лошадей так, словно их преследовали все тюремщики Бастилии.
Глава XXVIII
СОЛНЦЕ ПОСЛЕ БУРИ
Уже рассвело, но лучи солнца с трудом пробивались сквозь густой зимний туман, окутавший землю холодной влажной пеленой.
Бледный рассеянный свет просачивался сквозь неплотно задвинутые занавеси на окнах покоев, где умирал Людовик XIV.
Он был один.
Король, могущество которого заставляло трепетать соседних монархов, чей двор поражал всю Европу своим блеском, роскошью и постоянными празднествами, теперь лежал, покинутый всеми и предоставленный лишь боли и страданиям, как когда-то его мать, королева Анна Австрийская.
Если между приступами боли он вспоминал ее, то сколь горьким разочарованием это было для короля и сколь страшным уроком для сына, омрачившего последние минуты жизни своей матери.
Его дыхание было хриплым и прерывистым; лоб покрылся холодным потом. Жизнь уходила из него. Широко открытыми глазами король смотрел в пустоту, словно пытаясь постичь бесконечность.
Вдруг по его телу прошла: судорога, он сделал слабое усилие приподняться, но вновь без сил упал на свое ложе.
Вот уже несколько минут его преследовало ужасное видение.
Рядом с кроватью, еле различимый в царившем полумраке, возник призрак. Он медленно проплыл к изголовью умирающего и вперил в него пронизывающий взгляд.
Это был он сам…
Он узнал свое лицо, фигуру, особый наклон головы… Только тот, второй, двигался, а он не мог поднять головы, чтобы лучше его рассмотреть.
Внезапно глухой, словно идущий из-под маски голос прозвучал у самого уха:
— Людовик, король Французский, помнишь ли ты прошлое своё, а если да, раскаиваешься ли в нем? Пробил твой час предстать пред высшим Судьей, который спросит тебя: «Каин, что сделал ты с братом своим?»
Людовик XIV учащенно задышал и сделал почти уже непослушной рукой жест, как бы отгоняя назойливое видение.
— Людовик, король Французский, — продолжал голос, — дабы мог ты умереть спокойно и дабы не мучилась душа твоя, знай, что брат твой прощает тебя. Прощает, хотя ты и не ведал милосердия… Когда на челе твоем красовалась корона, его лицо закрывала страшная маска. Когда ты купался в роскоши и жизнь твоя была полна наслаждений, он томился в темнице.
Предатель, ты нарушил слово, данное умирающей. Палач, ты покарал своего брата, доверчиво протянувшего тебе руку… Ты был бы проклят вовеки, но Небу угодно послать его к твоему смертному одру, дабы услышал он твой последний вздох и наказал тебя своим прощением…
Умри же с миром, Людовик, мне было отказано в короне моих предков, но сын Людовика XIII и Анны Австрийской носит корону жертв и мучений и не желает пятнать ее.
Покойся же с миром, король Французский. На престол после тебя взойдет твой правнук, поскольку законному сыну Анны Австрийской слишком хорошо известны низость и грязь, окружающие трон.
Оставь же корону ему и его потомкам, и пусть свидетелем тому станет Господь, Он слышит все, и Он рядом.
Предсказание, данное при нашем появлении на свет, звучало так: «Рожденные в один день, умрут в один день»…
Сегодня оно сбудется. Облаченный в пурпур наших предков, ты сойдешь в могилу, а брату твоему суждена безвестность.
Ты обретешь покой прощения, а он — покой забвения, ибо Бог справедлив.
Освобождая душу твою от бренной плоти, Господь освободил и узника Бастилии, Железную Маску.
Покойся с миром, брат твой прощает тебя…
Людовик XIV, словно подхваченный неведомой силой, резко приподнялся на ложе и, протягивая руки, издал душераздирающий крик.
Услышав его, в покои сбежались придворные и слуги с факелами. Все преклонили колени, вновь выказывая свое почтение умирающему королю. Среди первых вошел кардинал де Роан и благословил несчастного, бросающего по сторонам огромных покоев испуганные взгляды…
Видение исчезло.
И тогда губы Людовика XIV сложились в улыбку, а на лице его отразилась небесная благодать. Искреннее раскаяние преобразило душу, готовую отлететь в Господние пределы.