Железная звезда

Силверберг Роберт

— Было очень приятно с вами ехать, молодой человек. Сегодня же поговорю с моими банкирами о вашем чудо-компьютере. А пока мы расстаемся. Отцепляйте прицеп.

— Моя жена поинтересуется, где машина. Что ей сказать?

— А, да просто скажите, что с выгодой продали ее тому «стопщику». Думаю, она будет довольна.

Они вышли из машины. Пока Нортон отсоединял прицеп, человечек достал что-то из сразу же открывшегося багажника. Оказалось, что это прорезиненный брезент. Коротышка начал натягивать его на машину.

— Не поможете? — обратился он к Нортону.— Расправьте получше, чтобы накрыть

крылья и все остальное.

Человечек забрался в машину, а озадаченный Нортон принялся тщательно натягивать брезент.

— И ветровое стекло тоже накрыть? — поинтересовался он,

— Да, всю машину,— подтвердил коротышка.

Нортон выполнил просьбу, и машина полностью скрылась под брезентом.

Раздалось шипение, как будто из шин спускали воздух. Брезент начал опадать, теряя очертания автомобиля. Когда он уже образовал плоскость, из-под него послышался веселый голос:

— Удачи, дружище!

Брезент отделяло от земли не более трех футов. Через мгновение он уже лежал возле тротуара. Машины как не бывало — то ли испарилась, то ли исчезла под землей.

Недоумевающий Нортон медленно сложил брезент, зажал под мышкой и направился к дому, чтобы сказать жене: он прибыл в Лос-Анджелес.

Крылья ночи

1

Как известно, город Рум построен на семи холмах. Когда-то, в один из ранних циклов, он даже был столицей человечества. Я, конечно, ничего этого не знал, поскольку моя гильдия занималась дозором, а не запоминанием, и тем не менее, увидев впервые Рум — вечерело, когда мы подошли к нему с юга,— интуитивно понял, что в прошлом этот город мог иметь большое значение. Да и сейчас о нем ходили весьма разнообразные слухи.

Сейчас, в сумерках уходящего дня, решетчатые башни отчетливо выделялись на темном небе, бесчисленные огни соблазнительно мерцали и манили к себе. Тьма уже успела овладеть правой частью неба, а левая сияла великолепными цветами — струящиеся полосы лазури, киновари и яхонта сливались в ночном танце.

Я безуспешно пытался разглядеть те самые семь холмов, но это не мешало мне сознавать, что это тот самый величественный Рум, в котором сходятся все дороги, поэтому я испытывал глубочайшее уважение к трудам наших ушедших отцов, почти священный трепет.

Мы остановились, чтобы передохнуть, на обочине длинной прямой дороги. Отсюда открывался превосходный вид.

— Это большой город. Мы найдем там работу,— произнес я, ни к кому не обращаясь.

Крылья замершей неподалеку Аулуэлы слегка трепетали.

— И пишу? — высоким, словно пение флейты, голосом спросила она,— И кров? И вино?

— Ну да, конечно.

— А сколько времени мы идем, дозорный? — Казалось, ее что-то встревожило.

— Два дня и три ночи.

— Я прилетела бы гораздо быстрее!

— Ты — конечно,— согласился я.— Ты могла оставить нас далеко позади и никогда больше не увидеть. Тебе этого хотелось?

Она шагнула ко мне и погладила грубую ткань моего рукава, затем прижалась, как ласкающаяся кошка. Ее крылья раскрылись в два широких, словно сплетенных из паутины полотнища, сквозь которые я видел и закатное солнце, и вечерние огни — размытые, искаженные

и таинственные. До меня донесся запах ее волос цвета полуночи — и, не удержавшись, я обнял стройное молодое тело.

— Ты знаешь, чего я хочу: остаться с тобой навсегда. Навсегда!

— Хорошо, девочка.

— В Руме мы будем счастливы?

— Мы будем счастливы,— подтвердил я и выпустил ее из объятий.

— Давай пойдем туда прямо сейчас!

— Думаю, нам надо дождаться Гормона — он должен скоро вернуться.

Мне не хотелось говорить ей о своей усталости. Она была еще почти ребенком; семнадцатилетняя, что она могла знать об усталости или старости? А я был старым, не как Рум, конечно, но все равно достаточно старым.

— Пока мы ждем его, можно мне полетать? — спросила она.

— Ну конечно, полетай.

Я кивнул и, присев на корточки возле нашей тележки, принялся гpeть руки о горячий корпус генератора импульсов.

Аулуэла готовилась к полету. Сначала она сняла одежду — ее слабые крылья не справлялись с лишним грузом. Изящным движением она стянула с ног прозрачные пузыри, служившие ей обувью, сняла куртку и мягкие пушистые брюки. Свет уходящего дня заставлял сиять ее стройное тело. Как и у всех крылатых, в теле ее не было ничего лишнего: маленькие бугорки грудей, плоские ягодицы, узкие бедра. Весила ли Аулуэла хотя бы сотню фунтов? Сомневаюсь. Глядя на нее, я всегда ощущал себя огромным, неуклюжим существом, отвратительным куском расплывшейся плоти, хотя никогда не считал себя толстяком.

Она встала на колени у края дороги и, опираясь на костяшки пальцев, склонившись к самой земле, начала произносить заклинание. Бе нежные крылья затрепетали, ожили и поднялись над хрупким телом, как плащ, взметенный ветром. Я не мог постичь, каким образом подобные крылья могли поднять даже такое невесомое создание. Они не походили, например, на ястребиные, скорее это были крылья бабочки — прозрачные и с прожилками, украшенные узорами черного, бирюзового, лилового и пунцового цветов. Крылья соединялись крепкими нитями с двумя мускулистыми выступами под острыми лопатками, но ни массивных костей грудной клетки, ни мощных мышц плечевого пояса, необходимых для полета, у моей спутницы не было. Конечно, крылатые для мистического полета используют не только мышцы, но и еще некую таинственную силу. И тем не менее я, дозорный, с некоторым скептицизмом относился к более фантастическим гильдиям.

Аулуэла закончила читать заклинание. Она встала, поймала крыльями легкий ветерок и, поднявшись на несколько футов, зависла в воздухе — крылья ее судорожно трепетали. Ночь еще не наступила — а крылья Аулуэлы были ночными. Днем она не могла летать — мощный поток солнечных лучей просто швырнул бы ее на землю. Да и нынешний момент, промежуток между сумерками и тьмой, был не лучшим для полета. Я смотрел, как она рвалась к погруженному во мрак востоку, а последние отблески света еще играли на небе. Ее руки взмахивали, как и крылья, личико ее было серьезно и сосредоточенно, побледневшие губы шептали заклинания. Она подтянула колени к груди и, резко выпрямившись, словно оттолкнулась от воздуха, переходя в горизонтальное положение. Теперь взгляд ее был устремлен вниз, крылья отчаянно били по воздуху. Вверх, Аулуэла, вверх!