Железное сердце
Шрифт:
Наверное, наводнение не только приносит мусор, но еще и уносит… мусор. Тот, что в головах.
Однако оно не повторилось, так что проверить не удалось.
Два дня спустя Люба сидела у окна на стуле с высокой спинкой, куда забралась вместе с ногами и смотрела, как за стеклом шевелится дождь, который в темноте походил на большое живое существо. Там, снаружи, многоголосо шептала о чем-то непостижимом природа и почему-то казалось, что очень правильным было бы замолчать и просто слушать ее чудные напевы и нашептывания. Это было бы самым естественным на свете занятием, но Люба — городской житель, поэтому она привычно отворачивалась в сторону, чтобы в очередной раз взглянуть на часы и на табло в
До конца обжига оставался еще почти час, который Люба привыкла проводить, смотря то в книгу (которую сегодня заменило окно с прочерченными по стеклу дождевыми письменами), то на светящееся табло с цифрами.
Два дня она ждала, когда Бостон даст о себе знать и два дня от него ни слуху, ни духу, хотя на следующий после гостей день звонила Эсфиль и очень вежливо, будто по справочнику этикета, справлялась о здоровье. Люба так себе ее и представила: белокожая Эсфиль с намотанным на голову полотенцем головой и синими тенями вокруг глаз одной рукой прижимает запястье ко лбу в жесте смирения с жизненными невзгодами, а второй держит раскрытый на разделе телефонных бесед справочник правил этикета, из которого старательно зачитывает самые красочные фразы.
Повторно в гости Эсфиль ее не пригласила.
Это было бы неплохо, если бы не было так неопределенно. Люба ни секунды не сомневалась, что стоит забыть о существовании Бостона и вернуться к привычной размеренной жизни, как он тут же объявится и выдернет, как репку из земли, в свой безумный дикий мир.
Сегодня, смотря на дождь, она чувствовала себя очень одиноко. Сашка спал, работники разошлись, а новые не пришли, может из-за дождя, может так совпало, но еще час Любе предстояло сидеть совсем одной, вспоминать своего прошлого молодого человека и удивляться, почему все так нелепо сложилось. Вернее, не сложилось. Ведь она его до одури любила! И вроде ничего плохого о нем не скажешь — не пил, не ругался, не изменял, иногда говорил комплименты, и помнил, что в постели находится не один, но прошел год… и ничего не осталось. Все вытекло в сухой песок и испарилось на жаре. Разве так бывает, когда совсем без причины ты разлюбил человека, которому был готов посвятить свою жизнь без остатка?
Он совсем ее не разочаровывал. Да, в чем-то оказался не таким совершенным, как ожидалось, не переносил имя Ло, которым называли ее родители и очень щепетильно относился к своей свободе. Но цветы дарил, в кафе за Любу платил и не существует ни единого оправдания тому, как быстро она перестала нуждаться в его наличии.
Ей казалось, любовь к нему как раз из числа тех невозможных, непреодолимых, когда не можешь толком дышать, если любимого нет рядом. И когда он рядом, дышать не можешь тоже.
А оказалось — пшик…
И вот вопрос — а почему она вообще о нем вспомнила? Целое лето прошлого как будто не существовало, а с тех пор как Бостон…
Вот в том-то и дело. В нем.
Люба взглянула на телефон, который положила на стол прямо у себя под носом, потом практически улеглась рядом, протянула руку и принялась задумчиво водить подушечками пальцев по корпусу.
Наверное, любовь к Бостону похожа на шаг со скалы в пропасть, как раз после того, как забрался наверх и с сжимающимся от восторга сердцем увидел, насколько прекрасен мир. Как огромно небо, как белоснежны облака и как мило смотрятся пятна зелени на боках серых каменных исполинов. И тогда, вздохнув полной грудью, ты делаешь этот последний шаг в хрустальную чистоту горного воздуха. И на несколько мгновений становишься так же свободен и прекрасен, как окружающий мир, сливаешься с ним, пронизанный непостижимым восторгом, превышающим все, что тебе приходилось когда-либо испытывать.
А потом тебя не станет.
В таком самоубийстве есть что-то заманчивое — пусть быстро, зато как красиво! О таких историях пишут самые проникновенные песни, снимают самые душещипательные фильмы и ни один поэт не способен пройти мимо, не создав хотя бы парочки стихов. Как знать, не будь Сашки, может Люба захотел бы стать героиней короткой, но безумно прекрасной истории любви. Рискнула бы ни о чем не думать, а просто прыгнуть.
Однако это неосуществимо, у нее брат, который до конца своих дней будет зависеть от родных и о возможности распорядиться жизнью быстро, глупо и безрассудно остается только мечтать.
И все-таки неудобства уже начались, и все концы вели именно к Бостону. Он появился и заставил думать о любви, причем конкретно к своей особе, так что сама мысль уже настораживает. С какой стати она должна думать о любви? Почему именно о любви, а не об обычном сексе? Как можно серьезно думать о любви с кем-то вроде Бостона? Чушь какая-то. Ей нужно думать о брате. Через час она выключит печь и сможет спокойно уйти спать, а по дороге хорошенько остудится под ночным дождем.
В этот момент раздался звон пришедшей смски.
В начале первого ночи?
Люба подумала, что должно быть это родители, у них там как раз ранее утро. Открыла и уставилась в тонкие черные буквы на белоснежном фоне.
'Поговори со мной'.
Тогда она догадалась посмотреть на номер и увидела только три нуля.
000? И что это за абонент? Ошибка, конечно же.
Но какая забавная! Конечно, нелепо говорить с цифрами на экране, но когда нет свидетелей, можно позволить себе многое.
— Привет, — сказала Люба, решив выполнить просьбу телефона и поболтать. Если в детстве каждый уверен, что кукла оживает, стоит тебе заснуть, а бумажный самолетик принимается летать под потолком, то почему взрослым эта игра недоступна? Нечестно!
— Привет, — повторила Люба, прикасаясь пальцем к экрану, хотя знала, что от этого на пластике остаются грязные разводы. — Давай поговорим, если хочешь. Тебе же все равно о чем, правда? Ты просто заскучал и хочешь услышать человеческий голос?
Телефон молчал, мигая зеленым огоньком.
Люба вздохнула, переместив палец ниже, на кнопки.
— Знаешь, похоже, сейчас ты мой единственный собеседник. И даже мой единственный друг. Как так получилось, не знаю. Но Сашку другом не назвать, он что-то большее, он брат и при этом я не могу у него брать, а только даю. Дядя Коля нас любит, но слишком серьезно относится к обязанностям опекуна. Тетя Диана меня вообще побаивается, я слишком взрослая для ребенка, которого нужно опекать и слишком молода для подруги. Она не знает, о чем со мной говорить. Вот и получается, что есть только ты.
Телефон молчал, однако мерцание стало каким-то размытым, будто ему тоже стало грустно.
— Ты все время рядом и как ни странно, знаешь обо мне больше, чем все остальные. Как так получается в нашем мире, страшно подумать — единственный, кто тебя знает — это твой телефон. Ты слышишь все мои разговоры, читаешь смски, смотришь, как я сплю, ем, работаю и даже хожу голышом после душа. Знаешь, что я порвала со всеми старыми друзьями, просто взяла и порвала раз и навсегда, пусть даже существует скайп и безлимитная связь. Ни разу не пожалела о сексе с Димкой, потому что кроме секса у нас с ним не осталось ничего общего, ни одной подруги за лето не вспомнила и до слез злюсь на родителей, когда слышу их голоса. Потому и предпочитаю звонкам писать смски или письма. Ты читал, они все ровные, пустые и очень-очень оптимистичные. Правда?