Железный бурьян
Шрифт:
— Индейку любишь? — спросил его Френсис.
— Какой же дурак не любит индейку — если тебе нужен подробный ответ. — Билли посмотрел на отца. — Слушай, захочешь побриться, возьми в ванной мою бритву.
— Не учи людей, что им делать, — сказала Энни. — Одевайся и иди вниз.
После этого Френсис с Энни взошли по лестнице на чердак.
Когда Френсис открыл сундук, запах утраченного времени распространился по чердаку — насыщенный аромат цветов-узников, растревоживший пыль и всколыхнувший занавески на окнах. Френсиса сразу одурманил этот запах воскрешенного прошлого и ошеломило увиденное — ибо из сундука с фотографии смотрело на него его лицо в возрасте девятнадцати лет. Вокруг карточки лежали в беспорядке скатанные носки,
Но мяч еще не пойман — пойман только фотоаппаратом, запечатлевшим его положение в пространстве.
И Френсис еще не погиб — есть только очевидность процесса.
Мяч еще летит.
Френсис еще живет, чтобы отыграть еще один день.
Разве нет?
Мальчик заметил зубы. Человек может вставить новые зубы, фабричные. Энни вставила.
Френсис вынул из сундука верхний лоток, и под ним оказались шиповки, перчатка, которую немедленно схватил Даниел, два костюма, пара черных полуботинок без шнурков и пара коричневых туфель на кнопках, дюжина рубашек и дюжины две белых воротничков, кипа нижних рубашек и трусов, связка ключей от давно забытых замков, брусок и ремень для правки бритв, чашка для бритья с обмылком, помазок с еще целой щетиной, семь опасных бритв в коробке — по дням недели, — носки, галстуки-бабочки, подтяжки и бейсбольный мяч, который Френсис вынул и показал Даниелу.
— Видишь это? Имя видишь?
Мальчик посмотрел и покачал головой:
— Не могу разобрать.
— Поднеси к свету, прочтешь. Это Тай Кобб. Он расписался на этом мяче в 1911 году — в тот год он бил 420. Мне подарил мяч один парень, и я его сохранил. Коварный игрок был Тай Кобб — сколько раз он шел на меня с шипами. Но что играть умел — этого у него не отнимешь. Он был лучше всех.
— Лучше Бейба Рута?
— Лучше — злее, коварней, быстрей. Бить хоумраны, как Бейб, не мог, но все остальное делал лучше. Хочешь этот мяч с его автографом?
— Конечно хочу! А кто не хочет?
— Тогда он твой. Но ты почитай про него — и про Уолтера Джонсона. Узнаешь, какие это были игроки. А Кобб, я слышал, еще жив-здоров. Тоже еще не умер.
— Этот костюм я помню, — сказала Энни, подняв рукав пиджака в елочку. — Он у тебя был выходной.
— Интересно, впору ли еще? — сказал Френсис и приложил брюки к талии. Оказалось, что за эти двадцать два года ноги у него не стали длиннее.
— Забери его вниз. Я протру его губкой и выглажу.
Френсис хмыкнул.
— Выгладишь? Оденусь-ка я во все новое. Выкинем эту рванину.
Он набрал себе полный туалет, вплоть до носового платка, и сложил на полу перед сундуком.
— Я хочу их посмотреть, — сказала Энни, вынув вырезки и фотографии.
— Забери их вниз, — сказал Френсис и закрыл сундук.
— Я понесу перчатку, — сказал Даниел.
— А я бы попользовался твоей ванной, — сказал Френсис. — Ловлю Билли на слове — побреюсь и шмотки примерю. Вчера вечером брился, но Билли говорит, снова надо.
—
Она спустилась с ним по лестнице и провела его по коридору, куда выходили, одна против другой, две комнаты. Показала на спальню, где скромно, со вкусом подобранные, стояли односпальная кровать, туалетный стол и детское бюро.
— Это комната Данни. Хорошая большая комната, и утром в ней солнце. — Энни вынула из стенного шкафа полотенце и дала Френсису. — Если хочешь, мойся.
Френсис заперся в ванной и примерил брюки; они были впору, только не застегивалась верхняя пуговица. Наденем с подтяжками. Пиджак вышел из моды двадцать лет назад, и остаточное чувство приличия в Френсисе было оскорблено. Но он решил все равно надеть этот пиджак; душок времени был несравненно приятнее, чем смрад бродяжничества, пропитавший то, что было на нем. Он разделся и пустил воду в ванне.
Осмотрел рубашку из сундука и предпочел ей белую с выделкой из тележки старьевщика. Примерил полуботинки без шнурков, давно разношенные, и обнаружил, что даже с мозолями ноги у него за эти двадцать два года не выросли.
Он вошел в ванну и медленно погрузился в ее пары. Вздрогнул от жара, от удивления, что он действительно тут и горячая ванна ему в самый раз, как индейке жаровня. Он ощутил блаженство. Он смотрел на умывальник, окруженный сейчас ореолом святости, и краны его были священны, и душ божествен, и он подумал: а не на все ли нисходит благодать в тот или иной момент существования, — и решил: да. Пот тек по его лбу и с носа капал в ванну — слияние древней и современной влаг. И, как бывает, солнце вдруг прорвало меркнущие небеса, и сияние его было внезапно, как вспышка молнии; однако блеск этот не гас, словно некий ангел блаженной ясности парил за окном ванной. Столь стоек был свет, столь ярок даже после заключительного закатного салюта, что Френсис вылез из ванны и подошел к окну.
Внизу, на дворе, Альдо Кампьоне, Скрипач Куэйн, Гарольд Аллен и Бузила Дик Дулан возводили деревянное сооружение, в котором Френсис уже признал будущую трибуну.
Он вернулся в ванну, намылил щетку на длинной ручке, поднял из воды левую ступню, отскреб ее дочиста, поднял правую ступню и отскреб ее.
Франтом 1916 года спустился Френсис по лестнице: бабочка, белая с выделкой рубашка, черные полуботинки с лоском, серый в елочку пиджак с лацканами на двадцать лет уже принятого, черные шелковые носки и белые шелковые трусы, кожа повсеместно свободна от грязи, голова вымыта дважды, под ногтями чисто, оставшиеся зубы начищены, зубная щетка вымыта с мылом, вытерта и вставлена на место, щетины на щеках нет и в помине, волосы расчесаны и смазаны для покорности вазелином, походка пружинистая, на лице улыбка; Френсис франтом сходит по лестнице, да, и поражает семью восстановимостью своей красоты и потенциалом элегантности и воспринимает их взгляды как рукоплескания.
И в голове у него играет танцевальная музыка.
— Черт возьми, — сказал Билли.
— Вот это да, — сказала Энни.
— Вы по-другому выглядите, — сказал Даниел.
— Надо было маленько принарядиться, — ответил Френсис. — Амуниция чудная, но сойдет.
Тему преображения развивать никто не стал — даже Даниел, — не желая касаться прежнего, такого жалкого и такого ужасного состояния Френсиса.
— Это барахло надо выбросить, — сказал Френсис, подняв увязанные в пиджак старые вещи.
— Данни заберет. Отнеси в подвал, — сказала Энни мальчику.
Френсис сел на скамью напротив Билли. Энни разложила на столе вырезки и фотографии, и Френсис с Билли стали их рассматривать. Среди вырезок Френсису попался пожелтелый конверт со штемпелем 2 июня 1910 года — Бейсбольный клуб Торонто, Палмер-хаус, Торонто, Онтарио, мистеру Френсису Фелану. Он открыл его, прочел письмо и спрятал в карман.
Обед приближался; Даниел и Энни чистили картошку в раковине. Билли, тоже нарядный, с прилизанными волосами, в крахмальной белой рубашке с расстегнутым воротом, в брюках со стрелкой и остроносых черных туфлях, пил пиво «Доблер» из литровой бутылки и читал вырезку.