Железный Человек. Экстремис
Шрифт:
У Тони было разрешение на ознакомление с секретными документами, а вот у будущих зрителей этого фильма – нет.
– Мне бы очень хотелось обсудить эту тему, но, боюсь, не имею на это права.
– Понятно, – сказал Беллингэм. – И сколько подобных устройств потребовалось, чтобы навести вас на мысль создать костюм Железного Человека?
А, ну вот теперь Тони понял, к чему клонит режиссер. Все это интервью сводилось к Железному Человеку. К тому, чтобы очернить его самое выдающееся изобретение.
– Все орудия имеют разрушительный потенциал. – С этими словами
– Понятно. Вы над этим сейчас работаете?
– Пока нет. – Тони прекратил рисовать и почесал подбородок. Он твердо решил посвятить себя новой миссии «Старк Энтерпрайзес». Но усилий его выдающегося ума никак не хватало на то, чтобы придумать способ сделать производство для мирных целей выгоднее, чем для военных.
– Железный Человек – это ведь еще одно изобретение для оборонного сектора, не так ли? И используется эта броня для таких задач восстановления спокойствия, как Мстители. И это всего лишь оборонная мера в частных руках. В итоге из ваших рук снова вышло некое изобретение для обороны?
– Я вот что имею в виду. Я не пытаюсь с вами спорить, Джон, но вы совсем не хотите признавать, что на средства военных мы создали немало хорошего. Так вот, Джон, я пытаюсь донести следующее: наши революционные достижения в области микроэлектроники нашли применение и в социальных технологиях, хотя изначально их разработку спонсировала армия.
Тони со злостью подался вперед.
– И нет, я не думал с самого начала, что уменьшение микрочипов до наномасштабов пригодится в бомбах. Но именно на них мы заработали деньги и смогли проводить больше исследований, а деньги от стручковых бомб пошли на развитие биометрии в медицине и внутренние болеутоляющие помпы. Я больше не занимаюсь созданием нового оружия. Но раньше да, занимался. Я каждый день спрашиваю себя, правильно ли поступал и компенсируют ли медицинские достижения все те бомбы, которые мы произвели.
Беллингэм откинулся на спинку кресла и скрестил руки.
– Как думаете, в Ираке есть эти ваши обезболивающие аппараты? И радует ли хоть немного костюм Железного Человека какого-нибудь мальчишку в Афганистане, которому взрывом оторвало руки?
Тони ненадолго погрузился в размышления. Он неделями думал и никак не мог решить: один раненый ребенок – это допустимо или все же слишком большая жертва?
– Я никогда не говорил, что идеален, – тихо проговорил Тони. – Да, на моих руках есть кровь. Но я пытаюсь искупить… Железный Человек – это будущее. Я стараюсь сделать этот мир лучше.
– Сделать мир лучше. Разумеется. Спасибо, что уделили нам время.
Беллингэм встал. Гэри нажал на паузу, затем на «Стоп». Сложил штатив.
Режиссер снова обратился к Тони.
– Честно говоря, мне любопытно. Если вы знакомы с моей работой – само собой, я не собирался давать вам спуску, – почему же вы согласились на интервью?
– Нет, сначала я спрошу, – сказал Тони. – Почему вы записали меня в призраки двадцатого века?
– Потому что ваши прошлые изобретения до сих пор живут в бедных и раздираемых войнами регионах, где их применяли.
– А я просто хотел с вами встретиться, – объяснил Тони. – Вы ведь снимаете фильмы уже сколько? Лет двадцать? И вот я хотел спросить: за это время что-нибудь изменилось? Вы два десятка лет находили сюжеты о пугающих явлениях по всему миру. Так вот, вам удалось что-нибудь изменить?
Беллингэм молчал. Он привык задавать сложные вопросы, а не отвечать на них.
– Вы очень много работаете. Но большинство людей даже не слышали о вас. Интеллектуалы, критики, активисты внимательно следят за вашими документальными работами. Но в целом в обществе вы почти невидимы, мистер Беллингэм.
Тони стоял вплотную к режиссеру.
– Вам удалось что-нибудь изменить?
Беллингэм еще немного помолчал, а потом честно признался:
– Я не знаю.
– Я тоже, – сказал Тони. – Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Беллингэм. – Тут Тони не лукавил. Беллингэм устроил ему непростое интервью, но восхищал отчаянной решимостью изменить мир.
– Да, спасибо еще раз, что согласились на встречу, мистер Старк.
Беллингэм и оператор ушли. Тони задумался, а не пойти ли снова спать… Но нет, он нужен миру, хоть и без своего оружия. Он повернулся спиной к двери и взял телефон.
– Открой шторы.
Свет снова залил кабинет, открылся роскошный вид на Кони-Айленд и Атлантику. Кони-Айленд начал новую жизнь с того момента, как Белый дом занял Улисс С. Гранд. Тони мог сделать нечто подобное: подарить новое дыхание «Старк Энтерпрайзес» и построить лучший мир.
Он мог стать испытателем будущего.
Маллен больше не чувствовал ни липкую влагу собственной крови на полу скотобойни, ни холодный пот. Осталась только пульсирующая боль в голове, слабая тошнота и едва ощутимое покалывание в окаменевших недвижимых руках и ногах. Он лежал там же, куда упал после инъекции, и не видел ничего, кроме своих опухших щек и правой руки. Он весь был покрыт маслянистыми рубцами медного цвета, напоминающими кожу инопланетян. Картина перед его глазами была в красноватом тумане, будто глаза ему заливает пурпур.
Маллен то приходил в себя, то снова проваливался в небытие: минуту осознавал, что вот он, лежит на полу, а уже в следующую галлюцинировал. То ему виделся первый из приемных отцов – воспоминания смешались с ночным кошмаром. Тот лежал, не двигаясь, на полу трейлера среди пустых бутылок от виски. То он вдруг спрашивал у соцработницы, уставшей женщины с толстым слоем теней и тонального крема, почему его приемный отец так часто лежит мертвый, и, кажется, только тогда эта женщина его замечала.