Железный лес
Шрифт:
– Садитесь! Сюда, садитесь!
Александра открыла заднюю дверцу и различила на соседнем сиденье Маневича. Свет уличного фонаря четко обрисовывал его резкий сухой профиль. В машине было темно, светилась только приборная доска.
– Садитесь же, – негромко повторил Маневич, и Александра послушно села в машину.
– Скажите точный адрес! – обернулась к ней блондинка.
Александра сказала, и девушка тихонько присвистнула:
– Одни пробки… Весь центр стоит. Час, не меньше, ехать. Пешком быстрее.
– Поезжай уже! – не без раздражения прервал ее Маневич.
До первого светофора ехали молча. Александра
– Ксения, моя старшая дочь, – внезапно представил девушку Маневич. Машина стояла на перекрестке, пропуская плотный поток машин. Стемнело, и казалось, что по бульвару движется ало-золотая огненная лава.
– Очень приятно, – откликнулась Александра.
Девушка обернулась и вынула из уха наушник:
– Взаимно. Представляете, папа не умеет водить машину! Я сегодня вместо шофера. Наш Эдик отпросился на вечер.
– Следи за дорогой! – нервно перебил ее отец.
Ксения спокойно отвернулась, желтый свет сменился зеленым, машина тронулась с места. Маневич сидел рядом с Александрой неподвижно, скрестив руки на груди, его светлый джемпер становился то оранжевым, то зеленым, в зависимости от уличного освещения. Молчание его, по всей видимости, не тяготило, и он не считал себя обязанным развлекать спутницу разговорами. Александра также предпочитала молчать. Она рассматривала улицы за окном, огни, тени прохожих, сверкающие витрины. Шел одиннадцатый час, но всюду кипела жизнь, кафе и рестораны были заполнены. Художница любила это время суток, и если ей случалось возвращаться домой поздно, она останавливалась возле освещенных витрин и окон. Все они представлялись ей огромными картинами, сияющими в темноте, картинами живыми, загадочными, непредсказуемыми.
– Вы сейчас свободны?
Странно поставленный вопрос Маневича застал художницу врасплох. Она не сразу сообразила, что он имеет в виду, и запоздало подтвердила, что совершенно свободна, не считая мелких заказов на реставрацию.
– Это хорошо, – сказал Маневич. Он умудрялся говорить одновременно раздраженным и равнодушным тоном. – Я вам собираюсь задать много работы.
– Я люблю работу! – Александра рискнула улыбнуться. Маневич не ответил на ее улыбку и продолжал:
– Марина сказала мне, что вы хорошо умеете продавать и у вас большая клиентская база. И главное, вы не болтливы. Это важно для меня.
– Марина все сказала верно, – борясь с волнением, кивнула Александра. – Если что-то не продается в России, я сразу предложу за рубеж. А некоторые вещи лучше сразу на вывоз. Смотря что…
– До этого еще дойдем, – Маневич взглянул на часы, поморщился и обратился к дочери:
– Слушай, мы так до часу ночи будем ехать! Может, как-то переулками попробуешь?
– Я еду единственной дорогой, которая едет, – хладнокровно ответила девушка.
Маневич откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Александра, косясь на его профиль, вновь подумала, что этот человек сильно волнуется, хотя умело это скрывает. «Значит, кризис накрыл и этого титана… – ей вспомнились сомнения Марины Алешиной по поводу нынешнего благополучия Маневича. – Продажа
– Пап, впереди две аварии и все стоит, – внезапно произнесла Ксения. Они уже с минуту не двигались, прижатые к тротуару застывшим потоком машин. – По навигатору вам до места шесть минут пешком, если пойдете напрямик через дворы. А ехать придется вокруг всего квартала, в переулок я соваться не могу, там одностороннее движение.
– Пойдем пешком! – решительно сказал Маневич.
Александра взглянула в окно, увидела знакомые дома на бульваре и воскликнула:
– Конечно, отсюда даже за три минуты можно дойти! Дворами. Я все тут знаю.
Маневич открыл дверь со своей стороны, вышел на тротуар, Александра выбралась следом за ним. Коллекционер наклонился и крикнул в салон:
– Приезжай и стой там, жди меня. Никуда не вздумай уходить!
– Ладно! – глухо донеслось из машины.
Когда Александра со своим молчаливым спутником сворачивала в переулок, она оглянулась и нашла взглядом машину на прежнем месте. Внедорожник не продвинулся и на метр. Ей показалось, что Ксения машет им с водительского места, и Александра на всякий случай махнула в ответ. Маневич не оборачивался.
Здесь, в знакомых, насквозь изученных переулках, Александра чувствовала себя увереннее. Она быстро шагала, сворачивая в подворотни, пересекая сквозные дворы, набирая известные ей коды на решетчатых калитках, перекрывающих проходы. Маневич покорно следовал за ней, не задавая вопросов, подстроившись под темп ее ходьбы. Только раз, когда они нырнули в длинную темную подворотню, пропахшую плесенью и кошками, он негромко произнес:
– Как Данте за Вергилием.
– Что? – оглянулась Александра. В темноте невозможно было различить лица идущего следом мужчины.
– Иду за вами, как Данте за Вергилием в «Божественной комедии», – пояснил Маневич, выходя вслед за художницей на свет. Во дворе, куда они попали, горел фонарь.
– Ну, я веду вас вовсе не по кругам ада, – улыбнулась Александра. Коллекционер оставался серьезным.
Они дворами вышли в переулок, где жила Александра, прямо к дому Юлии Петровны. Маневич ошеломленно оглядывался, словно безуспешно пытался узнать место.
– Еще раз во двор, и мы у меня, – сообщила Александра.
– А отлично вы устроились, – признал коллекционер, следуя за ней в подворотню. – Этот район мне всегда нравился. Случайных людей немного… Здесь по ночам тихо, наверное?
– Очень тихо! – подтвердила художница. – Если кошка бежит по улице, слышно, как топочет.
– Чудесно… Чудесно… – бормотал ей в спину коллекционер. – Я не переношу шума…
Они поднялись по черной лестнице, и Александра отперла дверь. Маневич восхитился, переступая порог:
– Как, вы во всем подъезде, на всей лестнице одна?!
– Совершенно одна, – Александра включила свет и заперла дверь. – Одна дверь на оба этажа. Мне это очень нравится. Все равно что собственный особняк в центре.