Железный рассвет
Шрифт:
— Вы… — Пальцы стиснули стакан. В момент отчаяния Франц едва не решил раздавить стакан и воткнуть осколки ей в горло, реальность ситуации больно задела его. — Ничего существенного сказать не могу. Вы не поверите моим возражениям.
— Хорошо! — Хойст улыбнулась. Это переполнило его яростью, ибо выражение ее лица было искренним — она выглядела радостной и довольной, а горе и зависть убеждали, что никому не позволено так смотреть — когда Эрика умерла. И пусть он знал, что в нем говорят его железы, что такое проходит, но это бесило его.
— У меня проблема, — продолжила Хойст как ни в чем не бывало. Она потерла правое колено через ткань платья. — Насчет отправиться и связать свободные концы. Если справимся — только
— Обратимыми? — Франц облизал губы.
— Я пока еще не отсылала Селекционерам статус-вектор U.Блофилд, — мягко проговорила Поршия, словно такая мысль только что пришла ей в голову. — У нас с тобой нет поблизости Селекционеров, поэтому я несу личную ответственность за записи жизни и кристалл памяти, которые должны быть переданы Селекционерам только по завершению нашей миссии. И я сохранила биологические образцы тканей. — Она задумчиво добавила: — Единственный загрузочный комплект ее мозгового образа в настоящий момент находится здесь, на борту этого корабля. И не найдет завершения у Селекционеров, если проявится приемлемая альтернатива. Что я с ними сделаю, вопрос еще открытый. Я здесь ограничена в персонале, ты был прав насчет сильной недоукомплектации вашей миссии. U.Скотт систематически переоформлял декларацию, отфильтровывая людей из вашей команды для других миссий, и вел два комплекта отчетов. Мне недостаточно штата для поддержки, тем более людей, понимающих здешних обитателей. Мне нужен тот, кто сможет стать моей правой рукой, пока Байрут сохраняет статус-кво дома. — Она доверительно склонилась к нему и сжала его левую руку своими ладоням. — Если будем удачливы, я смогу вернуть ее тебе, Франц. У нас на борту CG-52, это мой корабль поддержки, в санитарном отсеке есть медицинский репликатор. Это дорогая и противоправная операционная процедура, но я могу клонировать Эрике новое тело и перезагрузить в него ее личность. Ты получишь ее назад, если пожелаешь. Пока будешь делать для меня определенные вещи.
— Вещи? — Франц почувствовал, как невольно наклоняется ей навстречу, притягиваемый ужасающей силой ее желания и гадкой надеждой, которой она его соблазняла. Вернуть Эрику? Вернуть… какой ценой? От надежды и ужаса свело живот.
— Это не тот вид работы, какой я обычно поручаю своим подчиненным. Она годится лишь для того, кто прожил среди смертных несколько лет.
— И какая же?
Хойст подтянула его руку ближе и положила ладонью себе на бедро.
— Тебе знакомо чувство влюбленности, не так ли? Такая возможность предполагается и у нас, но я прежде никогда не слышала о двух РеМастированных, вступивших в подобные отношения друг с другом одновременно. Поэтому ты обладаешь наибольшими способностями манипуляции смертными, чем любой из наших здесь.
От нее пахло растительными экстрактами и чем-то еще: мускусом — сальные железы вырабатывали феромоны, включенные только у альфа-РеМастированных.
Это было одновременно возбуждающим и пугающим, и заставило его разозлиться.
— Я не хочу…
Она уже стояла на ногах, склоняясь над ним.
— Мне наплевать, чего ты хочешь, — холодно проговорила она. — Безотносительно к U.Эрике, ты будешь делать все, что я скажу, с улыбкой говноеда в течение трех последующих месяцев, не так ли?
Франц посмотрел на ее груди. Через тонкий в складках шелк явно проступали набухшие соски. До него донесся дурманящий запах. Возникшая надежда мешала мужчине сопротивляться.
— Любовь — колоссально недооцененный инструмент в Директорате, Франц. Ты должен научить меня им пользоваться.
— Как…
— Ш-ш. — Хойст спустила бретельки своего платья до талии и присела к Францу на колени.
Тот не шевельнулся, еле-еле заставляя себя сопротивляться ее доминантным феромонам. И замер, почувствовав прилив крови, когда она расстегнула его опереточную куртку и потерлась об него своими грудями.
— Научи меня любви. Потребуется несколько уроков, но это хорошо — у нас есть время для первого урока прямо сейчас. Как ты это проделывал с ней? Начинала она, или ты, или что там еще? — Она занялась пуговицами на его брюках. — Захочешь увидеть ее снова, покажешь, что делал для нее…
НА ПЕРВУЮ СТРАНИЦУ
«Лондон Таймс» — потрясающие новости с 1785! Предоставляют Фрэнка «Носа» Джонсона. Спонсоры: «Торн унд Таксис Арбайтсгемайншафт», «Мелтинг Клок Интерстеллар Шедулинг Спешиалистс PLC», Банк Мамалат аль-Фалака, «Чапек Роботика Унивесуум» и Первая Всеобщая Церковь Кермита.
Передовица
Поговорим чуть больше о московской катастрофе и ее неминуемых последствиях — на этот раз с точки зрения людей на нулевом уровне, наблюдающих полет приближающихся пуль. Эти люди недовольны, и вы, может, тоже — ибо такая подливка для гуся, по сути, подливка для простака: позволяя этому злодейству создать прецедент, мы рискуем оказаться следующей птичкой с шеей на колоде.
Новый Дрезден это вам не «мак'»-мир — это сраная неприметная дыра, населенная патологически подозрительными сербами, нагло снобистскими саксонцами, тремя различными оттенками балканских беженцев и целым бестиарием психопатически-националистических психов. Планетарный спорт — это состязания по недовольству, в котором они непревзойденные мастера. Я сказал «непревзойденные мастера», подразумевая — они не так плохи, как могли бы быть. Объединение происходило в течение последних девяноста лет, с тех пор как оставшиеся в живых оживленно завершили резню всех остальных, основали федерацию, провели изящную по местным меркам ядерную войну, сформировали следующую федерацию и зарыли топор войны (в еще большей дыре, чем сами).
Сорок лет Новым Дрезденом правил зловещий безумец, генерал-полковник Палацки, председатель ПОРС, Планетарной Организации Революционных Советов. Большинство поступков Палацки были продиктованы предсказаниями его астрологов, включая пресловутую ликвидацию валюты и ее замену банкнотами с номиналом, кратным 9, его счастливой цифре. Палацки, по сути, помешанный эгоманьяк: он назвал все месяцы после января своим именем, за исключением ноября и декабря (за своей тещей он закрепил август). Однако к концу он превратился в затворника, редко появлявшегося за пределами железных ворот президентского дворца. Там он руководил бесконечными приемами с огнеглотателями, борцами, танцорами племенных плясок, трансвеститами и проститутками для гостей, пока карлики, балансирующие серебряными подносами с кокаином на головах, патрулировали коридоры, обеспечивая всем его протеже хорошее времяпрепровождение. Следует упомянуть, что дворцовые стены были утыканы разложившимися головами офицеров и членов ПОРС, несогласных с политикой генерал-полковника в таком вопросе, как благосостояние населения.
Неизбежная революция, которая наконец произошла четыре года назад на волне московского скандала, сбросила Палацки с его орнитоптера и заменила более прагматичной хунтой из грызущихся друг с другом, но вменяемых ПОРС-аппаратчиков, считающих для себя дурным тоном целиком заглотить кормушку.
Тем не менее картина мрачная. Хотя они не столь безжалостно реакционны, как Гоуранга, не так тоталитарны и деспотичны, как Новый Порядок, не так буколистически скучны, как московитяне, не так нетерпимы, как исламисты Эль-Вахаба или… Планета большая, и даже крайности хунты не смогли довести экономику до ручки. Пара десятилетий цивилизованного развития, несколько военных трибуналов — и Новый Дрезден может стать неплохим местом, которое рациональные туристы не исключают автоматически из своих маршрутов.