Железный шериф
Шрифт:
– Он не у Гринвуда. Я только что оттуда.
– Шериф, мне страшно. Это на него не похоже. Он... он такой пунктуальный человек... во всем. Если бы он куда-нибудь собрался, он бы меня предупредил.
– Мэм? Карпентер говорил что-нибудь о лошадях? Я хочу сказать, он говорил что-нибудь о лошади, которую недавно узнал?
– Нет... нет, я не помню. Он ходил озабоченный, а это на него не похоже. Мне кажется, что-то его волновало.
– Нас всех что-нибудь волнует, мэм. Всех.
– Шанаги помолчал, потом продолжил: - Мэм,
Жена Карпентера была приятной, симпатичной женщиной. Если бы кто-то спросил ее, чем она занимается, она бы ответила "домохозяйка" и была бы горда этим.
– Вы знаете жителей этого города, а я здесь еще чужой. Во всяком случае, женщины более восприимчивы. В городе что-то происходит. По-моему, кто-то хочет украсть деньги, которые привезут в город для уплаты за скот и расчета с ковбоями. В банде собрались чужие люди, но мне кажется, что в деле замешан кое-кто из горожан. В таком маленьком городе мало секретов, и я просил бы вас подумать над тем, что я сказал. А пока я поищу вашего мужа. Если он вернется, дайте знать Гринвуду.
– Вы ему доверяете? Он же владелец салуна.
– Я никому не доверяю. Даже вам. Но по-моему, Гринвуд честный человек.
– Многие честные люди соблазняются деньгами. Для кого-то их нужно побольше, для кого-то поменьше, вот и вся разница. Последний год муж работал очень много и заработал семьсот долларов. Это достаточно хорошо. Вряд ли мистер Холструм или мистер Гринвуд заработали больше, поэтому я представляю, что такое двести пятьдесят тысяч долларов.
– Мэм? Большую часть своей жизни я общался с преступниками, но честные люди, которых я знал... Не думаю, чтобы кто-нибудь их них продался даже за большую цену. Мне не верится, что ваш муж польстился бы на нечестные деньги.
Она хотела повернуться, но задержалась.
– Шериф, кто та молодая женщина, что живет в отеле? Она часто ездит верхом.
– Она говорит, что ищет землю под ранчо. Они с отцом хотят купить здесь землю.
– Он помолчал.
– Но живет она не в отеле.
– Не в отеле? А где же?
– не имею понятия, мэм. Она всегда аккуратна, ее одежда не пыльная, всегда свежая и чистая. Но живет она не в отеле.
Холструм стоял за прилавком своего магазина. Он, близоруко щурясь, посмотрел на Шанаги и улыбнулся.
– А вы зашли в мой магазинчик, шериф? Что я могу для вас сделать?
– Я ищу Карпентера.
– Карпентера? Нет, по-моему, сегодня я его не видел.
– Он махнул рукой.
– Но кто знает? Мы видимся часто, а один день так похож на другой. Он не в кузнице?
Шанаги покачал головой. Ему нравился магазин и приятный запах сухих продуктов, ветчины, свежеотрезанных кусков жевательного табака, новой кожи седел и уздечек и кофе из кофемолки.
– Иногда, шериф, мне кажется, что вы слишком уж беспокоитесь. Когда придут люди Паттерсона, поговорите с ним, может быть он вас послушает.
– Может быть.
– Том выглянул в окно на пустынную улицу. Дунул ветер, закрутил пыль, затем осторожно опустил ее на дорогу. Шанаги подошел к огромной круглой головке сыра под стеклом, поднял ее и, отрезав для себя кусочек с края, подошел обратно к прилавку.
– Наверное мне надо уехать в Нью Йорк, - пробормотал он.
– С тех пор, как я здесь появился, думаю не о себе, а о других. Я становлюсь мягкотелым.
– Наш городок маленький, - согласился Холструм.
– И развлечений маловато.
– Откуда вы родом, Холструм? Из такого же городишки?
– С фермы, - ответил тот.
– На ферме я родился. На ферме жил. Я работал, много работал - утром, днем и вечером, и всегда думал о местах, где живется лучше, чем на ферме. Думал о женщинах, о мягких, теплых, прекрасных, надушенных женщинах. На ферме я не видел таких женщин. Моя мама умерла прежде, чем я запомнил ее лицо. Остались одни мужчины. Отец заставлял нас работать. Мы только и делали, что работали.
– Поэтому вы перебрались на Запад?
– Я работал на барже, потом приехал в Чикаго и опять работал. Скопил немного денег. Я всегда обращал внимание на обеспеченных людей и всегда им завидовал. Я старался попасть туда, где бывали они, и смотрел на них. Это богатые люди. Их женщины мягкие и теплые, и когда они выходили из карет и проходили мимо меня, я чувствовал запах их духов. Поэтому я сказал себе, что когда-нибудь...
Он прервал себя.
– Мальчишеская глупость, вот что это. Теперь у меня есть хорошее дело. Скоро я буду богатым человеком.
– Что случилось с фермой? И вашими братьями, которые там остались?
Холструм пожал плечами.
– Отец умер. Ферму поделили на пятерых. А братья мои хорошо преуспели. У одного магазин, как и у меня. У другого банк.
Шанаги доел сыр.
– Если бы вы остались, то могли бы стать банкиром. Но вы бы не увидели всего этого.
– Он взмахнул рукой.
Холструм пристально посмотрел на него.
– Мне все это не нравится. Когда-нибудь я открою большое дело в большом городе. Вот увидите.
Шанаги усмехнулся.
– И быть может найдете надушенную женщину... или уже нашли?
Холструм опустил голову и взглянул на шерифа поверх очков. С минуту он смотрел на Шанаги, потом покачал головой.
– Когда-то я думал, что встретил такую женщину. Ей захотелось пойти в какое-нибудь приличное место, поэтому я надел свой новый черный костюм и отвел ее в ресторан. Мы ели и разговаривали, не помню о чем - много о вещах, о которых я не имел ни малейшего представления.
– Холструм помолчал.
– Я никуда ее больше не водил. А ужин, - добавил он, - стоил столько же, сколько я зарабатывал за неделю. Один ужин! Когда-нибудь будет по-другому. Я буду часто ужинать в ресторанах и не думать о цене. У меня будет много таких женщин, и они не будут плохо обо мне думать.