Железный шериф
Шрифт:
Джош выбрал место в одном конце вагона напротив бандитов, а Джоэль Стронг - на другом. Двух бандитов посадили вместе. Макбрайд сидел отдельно, так же, как и молодая женщина.
Шанаги устал. Сказывались дни, когда он только и делал, что думал и переживал. Он остановился рядом с Макбрайдом. Вы тот, кто застрелил осла старика-охотника рядом с водокачкой?
Макбрайд взглянул на него снизу вверх.
– За это мне тоже будет предъявлено обвинение?
– Нет, - сказал Шанаги.
– Думаю, что попытки украсть золото и убийства Холструма для вас достаточно.
– Что это значит?
– Тому старику, чьего осла вы убили, не надо ничего, лишь бы пострелять в вас. Если убежите, я даже не поеду вас искать, он сам все сделает.
– Этот старый сморчок? Надо было пристрелить и его, и осла.
– Ну, теперь поздно говорить, а старик этот - крепкий орешек. И очень любил своего осла. Он сильно переживает.
Когда поезд задом подал на станцию, на платформе стоял Гринвуд. Он смотрел, как из вагона вывели арестованных и вынесли тело Джорджа.
– А Холструм?
– спросил он.
– По-моему, они его убили. Они ничего не говорят, поэтому я сам поеду его искать. Во всяком случае, я его не видел.
Шанаги сам помог разгрузить ящики с золотом.
– Вот, Гринвуд, - сказал он, - теперь вам хватит денег, чтобы расплатиться со скотоводами.
Гринвуд посмотрел на ящики и покачал головой.
– Том, будь я проклят, если знаю, что ответить. Ты спас город и наши деньги тоже, и хорошо же тебе за это отплатили.
Устройте меня обратно в отель, больше я ни о чем не прошу.
– Нет проблем. Теперь все знают, кто убил Карпентера, и большинство сожалеет о том, как они вели себя.
– Он помолчал.
– Кстати, в город приехали твои друзья, по крайней мере, они про тебя справшивали.
– Друзья? Я никого здесь не знаю.
Гринвуд закурил сигару.
– Они, похоже, не отсюда. Я бы сказал, что они с Востока. Их четверо.
С Востока? Кто? Вдруг Шанаги вспомнил про письмо Джона Моррисси.Он нащупал его в Кармане и распечатал.
"Дорогой Том,
тебе не обязательно приезжать обратно, если не хочешь. То, что ты начал при отъезде, сработало прекрасно, и людей Чайлдерса больше нет - их вычистили. Однако на твоем месте я бы поостерегся: Чайлдерсы все еще крутятся здесь, и единственный, кто им нужен,- это ты.
Локлин чувствует себя хорошо и передает привет.
Мой совет: оставайся на Западе. Ты слишком хороший парень для этой жизни, ты мог бы выбрать себе место в той новой стране, как сделал это я, приехав в Нью Йорк."
Внизу стояла размашистая подпись: "Джон Моррисси".
Пока он читал, Гринвуд наболюдал за ним.
– Что там? Плохие новости?
Шанаги сложил письмо и убрал его в карман. Семья Чайлдерсов была родом с Запада или Северо-запада и поэтому могла знать эту округу. Найти его нетрудно, особенно если кто-нибудь присматривал за почтой Моррисси. Это письмо, вероятно, было написано в тот же день, когда Джон получил его записку. Даже если не принимать его в расчет, на Запад вели всего две железные дороги, а поезд - единственный путь к бегству с Востока.
– Может быть и плохие, - согласился Том.
– Те люди, которые меня разыскивали, возможно старые враги из Нью Йорка.
Глядя на улицу, он коротко все объяснил. Улица была оживленной, люди входили и выходили из магазинов, потому что сегодня суббота, всегда большой день в городе.
– Если они те, кто я думаю, - сказал Шанаги, - это касается только меня. Они охотятся за мной и ни за кем больше.
– Вы наш шериф, - мягко возразил Гринвуд, - и мы не любим, когда посторонние люди суются в наши дела.
– Он усмехнулся.
– Я не про вас.
– Знаете, - сказал Шанаги, - из них всех мне жалко только Холструма. У него была мечта. Может глупая, может нет. Кажется, это все, что он хотел от жизни.
– Нам будет не хватать Карпентера. Он был хороший человек.
– Да, - сказал Шанаги. Он наблюдал за отелем. Где гости? Знали ли они, что он вернулся? Он огляделся, выжидая.
Подошел судья Макбейн. Мы заперли ваших арестантов. Эта молодая женщина хочет с вами поговорить.
– Хорошо.
– Том направился вслед за Стронгом.
Ее заперли в отдельной кладовой в магазине Холструма, там, где он держал мешки с мукой, сахаром и семенами.
Когда он вошел, она быстро поднялась.
– Шериф, вы можете мне помочь. Мне надо выбраться отсюда.
– Что вы хотите сказать?
– Мне нужно выпутаться из этого дела. Я и не представляла... То есть, я не хотела, чтобы это случилось! Это невозможно! То есть, моя семья, мои друзья...
– Об этом надо было думать раньше.
– Как? Я не представляла...
– Вы не представляли, что вас поймают, так? Вы не представляли, что попадете в тюрьму, что вас будут судить за попытку грабежа и убийство?
– Убийство?
– Она застыла от ужаса.
– Вы же не думаете, что я имею отношение к убийству!
– Начали все это дело вы, мэм. Вы были вдохновительницей, и как таковая, виновны больше всех. Вся штука в том, мэм, что никто не совершал бы преступлений, будь он уверен, что его поймают. Каждому преступнику кажется, что он останется безнаказанным.
– Но раньше я ничем подобным не занималась! Шериф, это мое первое нарушение закона, и, поверьте, оно будет последним. Разве это не считается?
– Я буду относиться к вам так же, как вы отнеслись к Холструму.
– Но он мертв!
– Правильно, мэм. Мистер Карпентер тоже. И все потому, что жадная, эгоистичная женщина хотела получить больше, чем имела. Если вы сможете оживить их, мэм, приходите просить меня о помощи. Каждый мужчина и каждая женщина должны оценивать последствия своих поступков, а сами поступки надо оценивать до того, как они совершены, а не после. Рыдания вам не помогут, мэм.
Умоляющий, удрученный взгляд исчез. Вместо него Шанаги увидел неприкрытую ненависть, но не стал больше ни говорить, ни слушать.