Железный Совет (другой перевод)
Шрифт:
И тем увереннее в своей миссии становились их дети. Никогда не видевшие города жаждали обрушить на него свою кару. Что это было? Возмездие? Гнев? Может быть, акт правосудия?
Эти молодые люди, хотя и не имели избыточной силы своих родителей, возглавили дело укладки путей и энергично, с энтузиазмом размахивали молотами. Переделанные работали бок о бок с ними, но теперь всем заправляли не они.
Анн-Гари изменилась. Она сияла, став настойчивой и требуя продвигаться быстрее. Она забиралась на каменистые отложения, с грацией дикарки карабкалась на придорожный холм или ветку дерева и махала руками поезду, словно дирижер, повелевающий симфонией пара.
Внезапно все стало происходить очень быстро: рабочие прокладывали путь, разведчики сообщали то об ущелье, то о ручье впереди. Нью-кробюзонские традиции железнодорожного строительства сочетались с хитростями Запада: деревянные мосты через пропасти закрепляли при помощи прочных лиан, а вместо каменных опор использовали сгущенный цвет, который выдерживал тяжесть поезда, пока на него светило солнце.
– Там война! – сообщил один беспредел. – Теш обещал прекратить свои атаки, а они все продолжаются. Говорят, что Нью-Кробюзон выдвинул двух представителей с разными требованиями. У города больше нет единого голоса.
«Раз беспределы здесь знают, что мы идем, – думал Каттер, – не может быть, чтобы в Нью-Кробюзоне о нас не слышали. Слухи бегут быстро. Где же мы встретимся?»
Раз в два-три дня Иуда испытывал мучительный спазм, когда идущая по их следу милиция приводила в действие очередную ловушку. Каждая, наверное, уносила жизни нескольких солдат, но через некоторое время новый спазм подтверждал, что погибли не все. В минуты слабости Иуда пытался вычислить, докуда добрались преследователи.
– Они там, – сказал он однажды. – Я узнал последнюю ловушку. Они точно внутри пятна. Не могу поверить, что они туда полезли. Должно быть, им до смерти надо нас догнать.
На что похож голем, созданный из материи Вихревого потока? Гнетущий сгусток вещества, одушевляемый нежизнью?
Орда землекопов и путейцев повернула на северо-восток, и, хотя рельсы и шпалы они унесли с собой, остался нестираемый след: металлические детали, разбросанные по земле, шрам от рельсов. Небо остыло, и в потемневшем воздухе стал виден горный массив, возвышавшийся в нескольких лигах к северу. Сыпал мелкий темный дождь.
Здесь, примерно в трехстах милях к западу от остатков Нью-Кробюзонской железной дороги, им встретились беглецы. Не беспределы, а обычные граждане: мокрые до нитки, они, толкаясь, высыпали из тумана в миле перед поездом и распростерлись ниц перед урчащим механизмом, точно пилигримы перед святыней. Они и поведали Анн-Гари, Иуде и прочим членам Совета о том, что творилось и творится в Нью-Кробюзоне: о создании Коллектива.
– О боги мои, – сказала Элси. – Мы это сделали. Это случилось. Случилось! О боги.
Она была в восторге. Иуда сиял.
– Все началось в Собачьем болоте, – начал один беженец. – Само по себе.
– А вот и неправда, – возразил другой. – Мы знали, что вы – то есть Совет – возвращаетесь. И кто-то сказал, что надо готовиться к вашему приезду.
Железный Совет внушал этим беженцам трепет. Люди, которых они столько раз видели на знаменитом гелиотипе, стояли прямо перед ними. Каждое слово приходилось тянуть из ньюкробюзонцев клещами.
– Поэтому зарплаты никому не платят; люди голодают. А тут еще война, и бывшие милиционеры рассказывают, какая она на самом деле, и Теш продолжает атаковать. Люди не чувствуют себя в безопасности, город перестал быть для них укрытием… И еще мы услышали, что кто-то пошел искать Железный Совет.
При этих словах лицо Иуды дрогнуло.
– Теш атакует? – переспросил Каттер.
Беженец кивнул:
– Да. Насылает видения. А правительство все твердит, что оно вот-вот разберется с Тешем, война кончится, но кругом хаос, и никто не знает, сдержат они обещание или это пустые слова. К парламенту пошла демонстрация с требованием защитить нас от Теша, но в толпу затесались люди, которые выкрикивали совсем другие призывы и раздавали листовки. Люди Союза, я так думаю. И тогда на нас спустили заградителей, шаннов и милицию. И тут кто-то закричал, что впереди рукохват. Такая свалка началась… Я сам там не был, слышал от других, вот и все. Трупы валялись по всей улице. А когда народ опрокинул милицию… По всему городу начали строить баррикады. Настало время нам самим сделать то, что нужно. Без милиции. Поэтому мы их не пускали. Только после этого мы услышали о смерти мэра.
Делегаты от всех районов города собрались на сходку и перекрикивали друг друга, сами не свои от страха и возбуждения, пока не поняли, что выборной лотереи больше нет, что каждый обладает прямой властью. Несколько дней спустя антипарламент положил этой новоявленной демократии конец, но, клялся он, только на время войны. В Коллективе почти все стояли за переговоры с Тешем, контроль над южными морями никого не интересовал.
– Почему вы здесь? – спросили члены Совета.
Ньюкробюзонцы потупились, потом снова посмотрели на вопрошавших и ответили, что не выдержали накала борьбы и ушли, как сделали очень многие. В поисках Железного Совета они скитаются уже несколько недель.
«Они не сторонники Союза или Коллектива, – подумал Каттер, – а простые люди, которые проснулись однажды под перекрестным огнем и решили бежать, сложив пожитки в тачки». Поиск Совета был для них не теоретической или политической задачей, а паломничеством сродни религиозному. И Каттер ощутил презрение к ним. Зато Иуда был очень рад.
– Это случилось, это происходит, – твердил он, чуть не плача. – Этот бунт, второе Волхвосстание, мы этого добились. Все началось из-за нас. Железный Совет… он вдохновил всех… Когда они услышали о нашем приходе…
Анн-Гари смотрела на него во все глаза. Заходящее солнце зажгло ореол вокруг головы Иуды. Он говорил так, как будто читал стихи.
– Мы сделали это много лет назад, но след от нашего поступка не исчез, он остался в истории. А значит, это мы начали восстание в Нью-Кробюзоне.
Он выглядел потрясающе прекрасным. Преображенным. Но Каттер знал, что он ошибается. «Это не мы, Иуда. Все сделали они. В Нью-Кробюзоне. Совет здесь ни при чем».
– А теперь, – сказал Иуда, – мы идем в город, мы поддержим их. Старая дорога уже близко. Джаббер, кто бы мог подумать, мы въедем в обновленный город, мы сами станем частью его обновления. Мы везем с собой важный груз. Мы везем историю.
«Ты прав и не прав, Иуда. Да, мы везем историю. Но у них уже есть своя».
Каттер пришел к Совету не из-за Совета, а из-за Иуды. В этом была его вина, и он не мог забыть о ней. «Я здесь не ради истории, – думал он; невысокие горные пики смотрели на него сверху вниз, в холодной реке плескались водяные Совета, состав отдыхал в долине. – Я здесь ради тебя».
– Милиции не будет, – говорил Иуда. – Они знают о нашем приближении, но в городе такой хаос, что они просто не посмеют отвлечь хотя бы часть сил и бросить против нас. Когда мы придем, правительство уже сменится. Наше появление станет… заключительным аккордом восстания. Республика Нью-Кробюзон.