Железо и кровь. Франко-германская война
Шрифт:
Попытка самоубийства оказалась неудачной, хотя и спасла генерала от необходимости руководить агонией своей армии. 29 января немцы перерезали последний путь на юг в районе Понтарлье. Как уже говорилось выше, днем раньше в Версале было заключено перемирие; однако германская сторона, не желая в последний момент остаться без триумфа, добилась исключения из него трех восточных департаментов, где и происходили боевые действия. 31 января генерал Клиншан, взявший на себя командование Восточной армией, заключил со швейцарскими властями соглашение об интернировании. И на следующий день неорганизованные толпы французских солдат, утратившие всякое сходство с дисциплинированной армией, начали пересекать границу. Лишь немногим отчаянным удалось уйти на юг по заснеженным горным дорогам вдоль самой границы. Немцев этот результат вполне устраивал — заниматься транспортировкой, снабжением и размещением еще сотни тысяч пленных им совершенно не хотелось [1131] .
1131
Barry Q. Moltke and his generals.
В Швейцарии оказалось интернировано около 90 тысяч человек; еще 15 тысяч попали в плен к немцам, и лишь около 6 тысяч смогли выйти на юг. Последняя армия, которой еще располагала Франция, была уничтожена. Война завершилась.
Вторая фаза франко-германской войны достаточно серьезно отличалась от первой. Ее исход был в значительной степени предопределен с самого начала. Беспристрастному наблюдателю было ясно, что ситуация значительно отличается от того 1792 г., воспоминания о котором вдохновляли французских лидеров. Тогда «вооруженному народу» противостояли маленькие армии эпохи кабинетных войн и политики, вовсе не горевшие желанием вести масштабную войну. Теперь французам противостояла массовая и в то же время профессиональная армия, опиравшаяся на вполне надежный тыл и ресурсы большой страны.
В действиях нового французского руководства трудно усмотреть какие бы то ни было серьезные ошибки (если не считать ошибкой отказ от скорейшего заключения мира на германских условиях). Более того, Гамбетта и Фрейсине совершили почти невозможное, запустив механизм перманентной мобилизации и создавая все новые и новые армии. Немцы восхищались их энергией. «Усилия французов, — писал Блументаль, — великолепны. Их диктатор Гамбетта заслуживает всего возможного уважения» [1132] . Можно критиковать республиканских лидеров за то, что они бросали в бой необученных солдат и требовали от генералов невозможного. Однако, пока Париж держался, у них не было иного выхода; бросить столицу на произвол судьбы они не могли. Парадоксальным образом Париж не только сковывал половину германской полевой армии, но и делал более чем предсказуемыми действия ее противника, позволяя немцам громить французские армии поодиночке.
1132
Blumenthal L. v. Op. cit. S. 220.
Впрочем, затягивание войны было не в интересах немцев, поскольку грозило весьма весомыми внешне- и внутриполитическими осложнениями. Это вызывало серьезные разногласия по поводу военной стратегии. Бисмарк впоследствии заявлял, что после Седана следовало бы остановить наступление и ограничиться жесткой обороной оккупированной территории [1133] — решение, абсурдное с военной точки зрения. Мольтке выступал за максимально активные действия, требуя наносить смелые контрудары в глубину французской территории и громить новые республиканские армии, пока нет возможности возобновить полномасштабное наступление на юг. Конфликты внутри германского военного руководства, а также между военным и политическим руководством не слишком сильно облегчали положение французов. Не шли им на пользу и ошибки германских генералов.
1133
Hohenlohe-Ingelfingen K. Op. cit. S. 375.
Проблема французов была в качестве войск. Новобранцы могли храбро атаковать, но от них невозможно было требовать длительных усилий. Большие тяжелые марши (особенно при отступлении), продолжительное (особенно многодневное) сражение приводили к тому, что боевой дух и дисциплина падали и подразделения быстро утрачивали боеспособность. Попытки компенсировать качество количеством не удались. У французов не хватало артиллерии и особенно кавалерии, существовал острый дефицит военных специалистов, существовали серьезные проблемы в организации тыла и передвижений войск. Как написал впоследствии один из немецких офицеров — участников войны, «мы победили французов в большей степени нашими маршами, чем нашим оружием» [1134] . Симптоматично, что за месяц боев с императорской армией немецкие потери составили 78 тысяч человек, а за пять месяцев войны с армиями республики — только 51 тысячу [1135] .
1134
The Franco-German War. P. 446.
1135
Meier-Welcker H. Op. cit. S. 150.
Пик французских военных усилий был достигнут в течение двух последних месяцев 1870 г. Именно тогда французам удалось одержать свою единственную значимую победу в этой войне. Массовый призыв, начавшийся еще до падения империи, как раз принес свои плоды, и на немцев практически со всех сторон обрушивались удары внушительных по своим размерам армий. Однако падение Меца помогло преодолеть начавшийся кризис; зимой германские армии перешли в контрнаступление на всех фронтах. Ресурсы Франции оказались в значительной степени истощены; к концу января у страны практически не осталось боеспособных войск.
Этот результат не был предопределен в точности; однако сложно представить себе, какие действия французского руководства могли бы серьезно повлиять на исход войны. Фактически французы воевали до тех пор, пока не оказались готовы признать поражение. То, что на это потребовалось почти полгода, было серьезным предзнаменованием на будущее.
Глава 16
Час дипломатов
В течение всей осени Бисмарк продолжал переговоры с доверенными лицами остававшегося в германском плену экс-императора французов и его супруги-регентши при несовершеннолетнем сыне, находившейся в Лондоне. Вариант реставрации Второй империи казался ему привлекательным с точки зрения германских интересов: непопулярность и шаткость режима Наполеона III исключали, по мысли канцлера, на какое-то время угрозу реванша. Крайне скептическое отношение европейских дворов к идее возвращения экс-императора в Париж на немецких штыках оказывало определенное давление на германскую дипломатию, но зато гарантировало весьма желанную изоляцию Франции [1136] .
1136
Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 231–232.
Однако в бонапартистском лагере, переместившемся в Лондон, царили разброд и шатание, что в немалой степени было вызвано традиционными колебаниями и нерешительностью самого экс-императора французов. Бонапартисты тянули, рассчитывая на то, что военные неудачи в равной мере дискредитируют и республику. Кроме того, они не горели желанием брать на себя ответственность за унизительный мир, который окончательно лишил бы их сторонников во Франции. Г. Ротан отмечал, что о подлинных переговорах речь не шла, германская сторона фактически требовала карт-бланш. Даже если бы мир был подписан сразу же после поражения при Седане, как того требовали некоторые сторонники императора, Франция в самом лучшем случае сохранила бы за собой кусочек Эльзаса с городом Мюлуз и заплатила бы победителю на пару миллиардов меньше [1137] . В декабре 1870 г. Евгения, правда, в весьма расплывчатых формулировках пошла навстречу германским требованиям в вопросе территориальных уступок, но Наполеон III так и не был готов поддержать супругу. Это обстоятельство склонило Бисмарка в итоге к соглашению с правительством «национальной обороны» [1138] .
1137
Rothan G. Op. cit. P. 387–388.
1138
Kolb E. Der Weg aus dem Krieg… S. 312–313, 316; Giesberg R. Op. cit. P. 76–79.
По мере того, как боевые действия затягивались, беспокойство Бисмарка росло. Сложившаяся патовая ситуация с перспективой получить затяжную зимнюю кампанию, по его мнению, усиливала риск дипломатического вмешательства в конфликт со стороны других великих держав. Этим объяснялось то, что прусский министр-президент с самого начала одобрил идею обстрела Парижа, несмотря на все возможные обвинения в страданиях гражданского населения французской столицы.
Предпринятая парижанами 19 января попытка прорыва окончилась поражением, немедленно спровоцировавшим в столице новое открытое выступление крайне левых. На сей раз попытка национальных гвардейцев прорваться к правительственной резиденции в Городской ратуше на Гревской площади встретила отпор регулярных войск под командованием генерала Жозефа Винуа, сменившего Трошю на посту военного губернатора Парижа. Обе стороны понесли потери убитыми и ранеными, восставшие были рассеяны [1139] . Распоряжением правительства лидеры левых были арестованы и отправлены в Венсенский замок, типографии сочувствовавших им изданий закрыты. Исход противостояния открыл правительству дорогу к возобновлению переговоров о перемирии с немцами в Версале, куда 23 января был вновь отправлен Жюль Фавр.
1139
Vinoy J. Campagne de 1870–1871, l’armistice et la Commune. Paris, 1872. P. 13–14.
Переговоры прошли весьма оперативно — с учетом того, что Бисмарку необходимо было преодолевать сопротивление германских военных, конфликт с которыми достиг высшей отметки, и получить формальное одобрение императора, а Фавру — получить соответствующее одобрение правительства в Париже. Основные разногласия вызвало количество парижских фортов, которые следовало разоружить и передать немцам в качестве своеобразного залога, судьба вооруженных защитников города, а также сумма контрибуции, которой облагалась столица. Особенно болезненным для французов был вопрос вступления германских войск в город. Бисмарк остался непреклонен в этом вопросе и лишь слегка подсластил пилюлю, предложив оформить перемирие в виде «конвенции», а не капитуляции.