Железо и кровь. Франко-германская война

Власов Николай

Что касается противоположной стороны, то общие потери германских государств составили 127,8 тыс. солдат и офицеров (14,4 % от участвовавших в военных действиях), из них убитыми и умершими от ран и болезней порядка 51 тыс. человек. Львиная доля потерь при этом пришлась на прусскую армию, выставившую более двух третей от общего состава общегерманских войск. Бавария потеряла убитыми и ранеными 15,5 тыс. из почти 135 тыс. участвовавших в боях, Баден — 3418 на 30,7 тыс. участников войны, Вюртемберг — 2712 на 13,3 тыс. соответственно [1183] .

1183

Roth F. La guerre de 1870… P. 508–509.

Тяжелым ударом по французской экономике стала утрата Эльзаса

и части Лотарингии — одних из самых развитых французских областей, богатых железной рудой, обладавших развитой текстильной и металлургической промышленностью. Впрочем, как убедительно показал Р. Хартсхорн, при проведении новой границы определяющее значение имели интересы германских военных и языковая принадлежность населения. В глазах Вильгельма I сохранение территории германских военных кладбищ было важней всех оценок геологов и промышленников. Самые богатые залежи стратегически значимой железной руды остались, таким образом, за Францией [1184] .

1184

См.: Hartshorne R. The Franco-German Boundary of 1871 // World Politics. 1950. Vol. 2. No. 2. P. 209–250.

По оценкам современных исследователей, война обошлась Франции в 16 млрд 275 млн франков, что равнялось шести бюджетам 1870 г. или одной десятой всего национального богатства страны [1185] . Резко ухудшилось стратегическое положение Франции. Новая почти 200-километровая граница на северо-востоке оказалась открыта для вторжения. Французской республике предстояло в кратчайшие сроки выстроить целую систему новых укреплений, что само по себе обещало значительнейшие расходы.

1185

Monnet S. Op. cit. P. 10. Впрочем, встречаются и более высокие оценки: Mitchell A. The Divided Path… P. 303.

После завершения войны с Германией и локальной гражданской войны Франции тут же пришлось вести новую: колониальную. Отзыв самых боеспособных французских частей из Алжира заставил вождей бедуинских племен приступить к подготовке вооруженного выступления против французского господства. Полномасштабное восстание разгорелось в середине марта 1871 г. и быстро охватило почти треть территории колонии. Его катализаторами стали как неумелые действия республиканского правительства, так и провозглашение в Алжире Коммуны, потребовавшей передать управление провинцией в руки местных белых колонистов, что обещало коренному населению только усиление гнета. Сыграли свою роль призывы к джихаду против неверных местных мусульманских проповедников и рассказы вернувшихся с войны «спаги» и «тюркосов» о том, что французы теперь сами «в рабстве у пруссаков» [1186] .

1186

Emerit M. Op. cit. P. 256–264.

После первых успехов восставших, от рук которых погибло около сотни европейцев, в Алжир из метрополии были срочно отправлены подкрепления. В течение лета 85-тысячная французская армия сумела нанести поражение основным силам мятежных кабилов и вытеснить часть из них в соседний Тунис. Спорадические бои, однако, продолжались вплоть до декабря 1871 г. и стоили жизни 1 тыс. французских солдат и примерно 2 тыс. их противников [1187] . Война велась традиционными «грязными» колониальными методами и сопровождалась сотнями жертв в результате репрессий, а также расстрелов по постановлению военных трибуналов. Кабилы были обложены крупными штрафами, их земли секвестрированы государством и подлежали выкупу. Мятеж стоил побежденным 65 млн франков и 446 тыс. гектаров земель, лучшие из которых были отобраны для организации земледельческих колоний эльзасцев, решивших эмигрировать из родного края после войны ради сохранения французского гражданства [1188] .

1187

Serman W., Bertaud J.-P. Op. cit. P. 502.

1188

Varley K. Under the Shadow of Defeat: The War of 1870–71 in French Memory. N.Y., 2008. P. 102–103.

Параллельно своим чередом шла реализация мирных договоренностей между вчерашними противниками. В июне-сентябре 1871 г. была благополучно осуществлена делимитация новой франко-германской границы. Патриотические чувства комиссаров от Франции были обострены, и потому они отклонили предложение своих немецких визави вместе передвигаться по районам, где должна была осуществляться процедура постановки временных пограничных столбов, равно как и ночевать под одной крышей. Они учитывали то впечатление, которое могло произвести их появление рядом с пруссаками и на эльзасцев. Отношение населения хорошо показывало постоянное исчезновение установленных колышков и вешек, которые должны были наметить путь новой границы, хотя эту линию уже и нельзя было стереть из кадастровых планов [1189] .

1189

Laussedat, col. Op. cit. P. 97–99.

В октябре 1871 г. между двумя странами были благополучно заключены таможенная конвенция, а также конвенции по финансовым и территориальным вопросам. Воспользовавшись потребностью немцев в дополнительном участке земли под строительство нового пограничного вокзала в Аврикуре (нем. Эльфрингене), Франция вернула себе две небольшие франкоязычные коммуны у подножия горы Донон. Несмотря на почти чисто символический характер, событие это было весьма значимо для французского общественного мнения первых послевоенных лет.

К 1 октября 1872 г. была завершена и процедура оптации (выбора гражданства) уроженцев Эльзас-Лотарингии. Между французским и германским внешнеполитическими ведомствами развернулась конкуренция за «сердца» эльзас-лотарингцев, разбросанных по всему миру. Надо отметить, что Берлин в розыске потенциальных новых подданных действовал оперативней: соответствующие инструкции были даны Бисмарком еще в конце 1871 г. Особенно острая борьба развернулась за негоциантов и миссионеров, поскольку это позволяло одним сохранить, а другим расширить присутствие в целом ряде чувствительных для национальных интересов регионов. Именно поэтому, в частности, французские дипломатические агенты в Австралии были столь озабочены оптацией епископа Типассы эльзасца Луи Елоя, обладавшего большим влиянием на аборигенов Самоа [1190] .

1190

Wahl A. Op. cit. P. 91.

Правом выбора в пользу сохранения французской национальности решили воспользоваться чуть более 160 тыс. человек, что составляло почти 10 % жителей «имперской провинции». Цифра весьма значительная, если учесть, что решение было сопряжено с необходимостью покинуть родной край. По подсчетам французского исследователя А. Валя, реально эмигрировало порядка 128 тыс. человек. Особенно значимым был тот факт, что не менее 50 тыс. из числа эмигрантов составили семьи с юношами предпризывного возраста [1191] . В их предпочтении пройти военную службу во Франции политическая воля выразилась ярче всего.

1191

Ibid. P. 213–215.

Французское министерство юстиции, в свою очередь, обнародовало списки, насчитывавшие свыше 388 тыс. имен высказавшихся в пользу французского гражданства. И пусть 230 тыс. из них составляли те эльзасцы и лотарингцы, кто давно покинул свой родной край, цифра произвела на современников-французов колоссальное впечатление. Французское руководство предпочло умолчать о числе своих сограждан, специально оптировавшихся в пользу Германии. По подсчетам А. Валя, их было не менее 3,5 тыс., и большинство деклараций было подано в Алжире, что стало оригинальным способом для солдат-эльзасцев избегнуть кровавых стычек с арабами. Большинство из этих новых подданных императора Вильгельма I остались жить на территории Франции, вполне безнаказанно уклоняясь от военной службы и в новообретенной германской «родине» [1192] .

1192

Ibid. P. 135.